— Простите, нам не о чем говорить. Я уеду, как только вернется Келли.
— И что из этого следует? — Его глаза сузились.
— Факты. — Невозможный человек. Неужели он не понимает, что она развязывает ему руки? — Я очень занята. Мне пришлось кое-что отложить, чтобы не портить праздник Грэму. Теперь вы здесь. Думаю, теперь я свободна.
Он побледнел.
— Извините меня за глупость. Я понятия не имел, что вы торопитесь.
— Нет. То есть, нет, я просто хотела… — Вид у нее был несчастный.
— Сказать «нет». Примерно в двадцати словах. И одного бы хватило, девушка. Я бы сообразил.
Неужели он рассчитывал на демонстрацию благодарности? На то, что она, словно щенок, кинется лизать ему руки? Тогда она говорит «нет». Она не могла больше играть в этот «пикник».
— Пойду подгоню машину. Пришлите Келли ко мне, когда она появится.
— Прямо сейчас? — Его лицо вытянулось. — А завтрак?
Это было последней каплей. Ее нервы на пределе, а он думает о каком-то завтраке. Глупо предполагать, что кто-нибудь, хоть бы и Трой, может достучаться до него.
— Существуют вещи поважнее еды! — вскипела она, рванула дверь и выскочила.
Вчерашний день был тяжелым, сегодняшний не лучше. Она присела на краешек кровати и, к своему стыду, расплакалась.
Нет, так не пойдет. Она решительно встала и вытерла лицо, все равно она чувствовала себя разбитой. Надо принять душ и переодеться.
…Она все еще стояла под душем, когда услышала, как стукнула входная дверь.
— Келли! — позвала она. — Хорошая моя! Я здесь.
Наверное, у Келли было неважное настроение из-за того, что праздник закончился так быстро. Надо будет придумать что-нибудь приятное для нее на обратную дорогу.
— Там на крючке полотенце, радость моя. Передай, пожалуйста.
Короткое молчание, затем занавески душа зашуршали, и появилось полотенце. И мужская рука, держащая его.
— С удовольствием, радость моя.
…Время пошло вспять. Мэгги перенеслась на восемь недель назад. Она была на Шарлотт-сквер… Затем чувства вернулись к ней. Она стукнула по руке и высунула голову из-за занавесок.
Перед ней было лицо Ангуса, сияющее от удовольствия.
— Что-нибудь не так? — вежливо осведомился он.
От негодования она начала заикаться:
— В-вы-вы — убирайтесь!
— Ну-ну, давайте! Вы же знаете, как я люблю смотреть старые фильмы.
Его губы заразительно дрогнули. Через секунду рассмеялась и она.
— Вы всегда вламываетесь в ванные? — сквозь смех спросила она.
— Всегда, когда меня так мило об этом просят. — Он шутил, но было в его взгляде что-то, от чего перехватывало дыхание, и она чувствовала себя совсем юной. Моложе весны.
— Хотел бы я, чтобы вы действительно обращались ко мне, — просто сказал он. — Что может быть лучше.
— Я и имела вас в виду, — так же просто ответила она. — Никто не заслуживает этого так, как вы.
Он поймет, что она благодарит его. Для него было важно расстаться друзьями. Она тоже хотела этого. Всем сердцем… Затем все смешалось. Нежный поцелуй не удивил бы ее, но губы Ангуса были настойчивыми и ликующими. Ее губы отвечали. Она чувствовала сквозь занавеску, какой он сильный. Грусть, радость, восторг переполняли ее, она трепетала.
— Не простудитесь, — заметил он практично. — Надо назначить день.
Она замерла, но быстро взяла себя в руки. Она ждала этого. Трой предупреждала ее, что «Крошечный домик» не продадут. Но независимо оттого, останется она работать в конюшнях или нет, ей придется подыскивать жилье. Сейчас для нее не имело значения ничего, кроме этих последних часов. Они останутся с ней навсегда.
— Можно я передумаю насчет завтрака? — спросила она, все еще выглядывая через занавески. — Мы хотели бы остаться. — Ей показалось, что он был несколько удивлен.
— Да. Я… я думал, это само собой разумеется.
Она быстро оделась. Собираясь дома, она положила в сумку платье — все-таки это был день рождения. К завтраку вполне можно было выйти в брюках и свитере, Ангус был в будничной рубашке и галстуке, но ей очень хотелось одеться празднично.
Платье было изумрудное, с закрытым воротом, оно придавало ее коже чистоту фарфора и оттеняло шелковый каскад волос. Она подкрасила глаза лиловыми тенями. «Не хочу, чтобы он запомнил меня в брюках», — по-детски подумала она и открыла дверь.
— Очень мило, — сказал Ангус одобрительно. — Я часто думал, что зеленый должен быть вам к лицу! На днях мы съездим в «Бонни Твидз» и посмотрим, что у них там есть. Однако дела прежде всего. На какой срок я могу рассчитывать? Три недели?
Это был удар.
— Чтобы я освободила «Крошечный домик»? — сухо спросила Мэгги.
— Ну, не сердитесь. Это вполне возможно, если только приложить усилия. Садитесь, я вам докажу.
Домики были обставлены экономно. В гостиной каждого стоял диван, который при необходимости можно было разложить.
— Сегодня День доверия, Ангус, — сказала Мэгги, садясь. — Не будем ссориться. Я выеду на следующей неделе.
— Выедете, может быть. Но въедете ли? — уточнил Ангус. — Сомневаюсь, хотя постараюсь сделать все, что можно.
— Куда?
— В мою постель.
Теперь она точно знала, что все это ей снится. Весь мир сузился до его лица, мальчишеского лба, рыжеватых бакенбардов, насмешливых зеленых глаз.
— Вы забыли одну маленькую вещь. Разрешение на брак.
Щеки Мэгги пылали, каждый удар сердца отдавался болью.
— Вы говорите обо мне? — запинаясь, спросила она.
— Господи, о ком же еще? Мы довольно часто обсуждали этот вопрос.
— Обсуждали этот вопрос? Нет, кто-то из нас спятил.
Его лицо побледнело.
— Скажи мне только, ты согласна? Остальное потом.
— Я согласна, Ангус, — торжественно сказала она. — Когда угодно. Но лучше бы поскорее, пока ты не передумал.
…Прошло немало времени, прежде чем они смогли продолжать.
— Я думал, мы достигли взаимопонимания. В то воскресенье в Гленкоу ты попросила не торопить тебя.
— Я говорила о Трой. Ты спрашивал меня про твои шансы с Трой, а я посоветовала ослабить давление.
— О Трой? Теперь я понимаю, что ты не только красивая, ты еще и глупая. Женщина, ты же видела, как я шарахаюсь от нее.
— Но все говорили, что ты хочешь на ней жениться.
— Все?
— Ну… Дерек, и миссис Макаллан, и сама Трой. А она не хочет. Она хотела работать в Африке.
