Но, как это часто бывает, было уже слишком поздно.
Лето понемногу вступило в свои права. У судейских уже начались летние отпуска, но жизнь в Аннаполисе кипела по-прежнему. Город наводнили туристы, хлопотливо шнырявшие по улицам, словно муравьи. Поставив машину на платную стоянку, — хотя это и означало, что ей потом придется раскошелиться, — Тесс направилась вверх по холму к зданию Сената.
В бытность свою репортером, она так никогда и не выбралась побывать хотя бы на одном из его заседаний, но примерно представляла себе ту процедуру, после которой законопроект становится законом — иначе говоря, знала то, что знает каждый. Помнится, Джефф из Общества защиты прав приемных детей сказал, что ей нужен сенатский законопроект 319, предложенный сенатором от округа Кэрролл. Раньше этот район считался провинцией, теперь же стал частью Балтимора. Именно он касался прекращения срока действия лицензии, выданной агентству «Планирование семьи — ваш выбор». Тесс несколько удивилась, с чего это кому-то из «глубинки» вздумалось внести на рассмотрение подобный законопроект, тем более сенатору, известному своей многолетней войной за запрещение абортов. Следовало искать подоплеку этого дела. Если файлы комитета ничем ей не помогут, что ж — она всегда сможет обратиться в офис сенатора, попросить посмотреть, что у них осталось по этому делу. Правда, вполне возможно, что в глазах сенатора внесение поправок в закон не такое уж важное дело. Во всяком случае, насколько ей помнится, за минувшие пять лет он ни разу не делал попыток протащить его вновь.
Тесс вошла внутрь пустого и гулкого здания Сената и по широкой лестнице взобралась на третий этаж. При виде ее на лице секретарши отразилась тайная радость. Похоже, она здорово соскучилась в одиночестве и ничего не имела против того, чтобы хоть немного поболтать.
— А что вы хотите найти? — полюбопытствовала она.
— Да вот, пытаюсь отыскать хоть кого-то, кто проходил свидетелем по этому делу. Может, они помогут мне напасть на след агентства, из-за которого и заварилась вся эта каша.
Через несколько минут секретарша вручила ей папку.
Тесс вытащила из папки листок с подписями, который по правилам заполнялся перед каждым слушанием. Любой, кто вызывался для дачи показаний, должен был сначала поставить на нем свою подпись. В списке было всего пять фамилий: сам сенатор, кто-то из Департамента людских ресурсов — государственного учреждения, через которое проходили все случаи усыновления, — некие мистер и миссис Джон Уилсон, супружеская чета из Балтимора, и еще какая-то женщина, Уилл Мотт.
— Это все? — спросила Тесс.
— Если в папке больше ничего нет, тогда все. Знаете, я тут больше десяти лет и на память, в общем, не жалуюсь, а вот этого дела не помню, хоть убей. Что — что-то серьезное, да?
— Да нет, в общем-то. Но мне нужно отыскать людей, которые проходили по нему свидетелями. Просто хотелось бы знать, что они говорили тогда. И какое они вообще имели отношение ко всему этому делу.
Секретарша пожала плечами:
— Ну, на этот случай всегда есть пленки.
— Пленки?
— Аудиокассеты. Каждое слушание в Сенате записывается на пленку. Если вы знаете дату и точное время, можно пойти в читальный зал, попросить пленки, взять наушники — и пожалуйста, слушайте себе на здоровье. Ох и скучища! Знаете, как старые радиопостановки, только скучнее. Ну, вы меня понимаете.
— А прямо сейчас можно?
— Да ради бога! Если вам так хочется, идите и слушайте. Вот уж, право, не понимаю, как в такой чудесный день кому-то охота сидеть в душном зале и слушать записи сенатского слушания! За каким чертом вам это надо? Послушайте доброго совета — прогуляйтесь до пристани, а еще лучше — посидите в одном из рыбных ресторанчиков. Я знаю там одно место, где подают таких крабов — пальчики оближешь! А если у вас туго с деньгами, так сходите в кафе «Нормандия» — там тоже очень неплохо кормят. Морской окунь у них — просто объедение!
Тесс, постаравшись не показать, что при одной только мысли о крабах или окуне ее начинает мутить, поблагодарила добрую самаритянку и, распрощавшись, отправилась в читальный зал.
И хотя ей очень хотелось покончить со всем этим поскорее, Тесс заставила себя прослушать всю запись. Занудное предисловие сенатора, со всеми отступлениями и необходимыми в таких случаях формальностями, протесты представителей агентства, вставшего в позу оскорбленной невинности — нет-нет, они ничего не имели против самого законопроекта, просто стремились подчеркнуть, что если «Планирование семьи — ваш выбор» и допустило какие-то огрехи, то они тут совершенно ни при чем.
Само слушание, как это часто бывает в подобных случаях, оказалось чисто формальным. Упор в основном делался на то, что такого рода службы, как правило, стараются не указывать в рекламе, какова же их позиция на самом деле — иначе говоря, включены ли в список их услуг еще и аборты. Сенатор, посвятивший всю свою жизнь борьбе с этим злом, похоже, на этот раз ратовал за применение исключительно превентивных мер, предлагая малоэффективный законопроект. То, что имел в виду он, не позволило бы правительству подвергать строгой проверке работу других агентств, вздумавших последовать примеру злополучного «Планирование семьи — ваш выбор» и использовавших метод «мышеловки», состоявший в том, что несчастных женщин заманивали туда обещанием аборта, а потом беззастенчиво использовали любые средства, дабы отговорить их от этого. (К примеру, одну из этих женщин убедили, что аборт чуть ли не вполовину уменьшит вероятность того, что у нее когда-либо в будущем будут дети, при этом вдвое увеличит риск появления раковой опухоли.)
Далее шли показания многочисленных свидетелей. Тесс, слушая их, едва не заснула. Но вдруг что-то произошло… какая-то перемена. Тесс показалось, что даже голоса свидетелей зазвучали по-другому. Встрепенувшись, она перемотала пленку назад и стала слушать снова.
Свидетельские показания давали Уилсоны — супружеская чета, которые связались с агентством «Планирование семьи», чтобы усыновить ребенка, а потом отказались от их услуг, когда один из служащих агентства принялся соблазнять их значительной скидкой в том случае, если они согласятся усыновить ребенка смешанной крови, к тому же неполноценного физически.
— Она торговалась как на дешевой распродаже, верно, Майк? — обратилась женщина к мужу. — Звучало это примерно так: «Возьмите этого малыша — и мы скинем тысячу долларов, идет? Нет? Ну, тогда две тысячи. А если он будет физически здоров, просто смешанной крови, тогда?»
И снова Тесс, остановив запись, перемотала пленку назад и принялась слушать снова. Да, точно, женщина назвала мужа «Майк». Учитывая, что в списке свидетелей супружеская чета фигурировала как «мистер и миссис Джон Уилсон», это было несколько странно. Если эта свидетельница нигде не указывала свой адрес, отыскать ее будет довольно сложно, подумала Тесс.
Уилла Мотт, согласно ее же собственным показаниям, проработала в агентстве почти десять лет, а в настоящее время заведовала дневным детским садиком в Вестминстере, иначе говоря, в том же самом округе, который представлял сам сенатор. Ура! — возликовала Тесс, записав в блокнот ее имя. Если женщина никуда не переехала за это время, найти ее будет не так уж сложно — учитывая ее довольно редкое имя. Голос у нее был тонкий и какой-то нервный, неуверенный, как раз под стать ее вычурному имени — Уилла. Словно до сих пор опасаясь чего-то, она рассказывала о тактике запугивания, которую применяли ее бывшие наниматели, не забыв упомянуть, что именно это и заставило ее в конце концов обратиться со всей этой историей на местное телевидение. Уилла добавила, что по роду своей деятельности она присутствовала при всех разговорах с клиентами и имела доступ ко всем файлам.
