Она упала мне на грудь и горько зарыдала. Я же обнял ее за плечи, поражаясь самоотверженности этой девушки. Но что теперь предстояло стерпеть ей!
– Ах, Машенька, Машенька… – сетовал я. – Натворили вы…
Потом я велел кучеру ехать к Белозерским, где передал Мари с рук на руки его светлости князю-отцу, сказав:
– Что бы ни случилось, рассчитывайте на мою помощь.
Он поблагодарил, хотя ничего не понял.
Долго я не мог прийти в себя от потрясения, связанного с самоубийством графа. Ничем не занимался, казнился тем, что не сделал все возможное для его спасения. К тому же я ведь нечаянно стал участником заговора против графа, который он сам изобрел против себя же. Ввечеру я отправился к Никодиму Спиридоновичу, желая высказать ему накипевшее.
Пристав принял меня безотлагательно. Выглядел он усталым и разгневанным.
– Ну вот, – сказал я ему, – вы удовлетворены? Теперь-то граф Свешников доказал вам, что невиновен?
– Кому и что он доказал? – зарычал тот, подскочив. Затем бросил писарю: – Подите вон, любезный. – Тот мигом сбежал, а пристав снова повернулся ко мне: – Граф совершил глупость! Непростительную глупость!
– Граф Свешников решился умереть, доказывая свою невиновность, – отстаивал я покойного. – В его нынешнем положении это был единственный достойный выход, как ни жестоко с моей стороны так говорить. Однако человек, желающий избежать позора путем смерти, разве не заслуживает уважения? Помнится, вы сами говорили…
– Я дурак был-с! – развел в стороны руки Никодим Спиридонович, исполнив шутовской поклон. – А знаете ли, сударь, что графа должны были отпустить из зала суда?
– Как! – изумился я его словам. – Что вы такое говорите!
– Да-с! Нашлись свидетели, которые видели, как он заходил в дом ювелира после выстрелов. После! Мальчонка, что отнес околоточному записку, очень быстроногий. Он вернулся к дому ювелира, ибо работает напротив в трактире половым, и видел графа Свешникова, как тот вошел к ювелиру. А записку мальчишка получил сразу же после выстрелов, которые тоже слышал! И соседка ювелира, мещанка Колтунова, заслышав выстрелы, глядела из окна на улицу. Она подтвердила, что граф Свешников приехал на извозчике после выстрелов в доме ювелира. После! Следовательно, граф не стрелял. Каково, а?
Я был сражен. Я ощущал в сердце пулю, которая убила Арсения Сергеевича. Красивого, молодого и благородного человека не стало – и кого в этом винить?
Никодим Спиридонович ходил по кабинету, заложив руки назад и нахмурив брови.
Несмотря на потрясение, я все же полюбопытствовал:
– Но почему все-таки должен был состояться суд? Разве вы не обязаны были отпустить Арсения Сергеевича, имея такие факты? Вы сказали ему о свидетелях?
– Нет-с! – всплеснул он руками и снова заложил их за спину. – Не успел. Да и свидетели нашлись накануне, суд уж никак нельзя было отменить. Это вам, сударь, чудится, будто разбирательство – легкое дело. Ан нет! Покуда околоточный отыскал мальчонку… Он ведь не знал его имени, не знал, где искать мальчика! К тому же на основании показаний ребенка подозреваемого освобождать нельзя. Покуда опросили всех, кто живет поблизости… А там народу много. Мещанку Колтунову вообще нашли только позавчера. У сестры гостила, в Туле. Роковое стечение обстоятельств! Ко всему прочему, имена свидетелей мы храним в тайне до нужного часа. И час этот должен был пробить в суде. А девчонка… Думаете, мы не знаем, что это княжна Белозерская передала графу Свешникову пистолет? Ишь, удумала: поцелуй герою подарила! А вместе с поцелуем пистолет подсунула! Да-с, нам все известно. Поступок ее аморален!
– Что будет с княжной? – испугался я за Мари.
– А вот этого я не знаю! – вновь он развел руки в стороны и наклонился ко мне. – Не знаю-с! Да такого сроду не бывало, чтоб княжна… Нет, это скандал, какого еще не знавали в свете! Княжна… Собственными руками… Вот что теперь с ней делать, а? Задрать бы ей юбку да выпороть розгами!
– Я прошу вас, оставьте княжну в покое.
– Отчего ж я должен оставить ее в покое? – Никодим Спиридонович оперся о стол руками и навис надо мною. – Барышня совершила проступок, пускай теперь и отвечает. Княжна, маркиза, мещанка – мне все равно-с. И на допрос обязательно вызову.
– Да как можно? Молодую девушку, княжну… на допрос?! Вы окончательно погубите ее репутацию.
– Простите, сударь, но она сама погубила свою репутацию.
– Не сама, а с моею помощью.
Я рассказал Никодиму Спиридоновичу все, что мне стало известно со слов графа Свешникова, рассказал, как служил почтальоном между ним и Мари, о своих сомнениях и подозрениях. Он упал в кресло и прикрыл ладонью глаза, задумался, затем произнес:
– Ежели б вы мне рассказали все с самого начала…
– Да, граф Свешников остался б жив, – вынужденно признал я. О, как больно было сознавать, что и я повинен в его смерти! – Теперь-то вы не вызовете княжну? Умоляю вас…
– Я должен подумать, – раздраженно бросил пристав.
– Никодим Спиридонович, я желаю загладить вину. Все, что хотите, сделаю, но истинный виновник должен быть найден.
– Полагаете, мы не знаем, что нам делать? – рассердился он. – Есть у меня один свидетель, главный. Но об этом умолчу покуда. И помощь ваша, возможно, понадобится.
На том мы расстались.
Прошло две недели со дня гибели графа Свешникова, однако свет не терял интереса к этой истории. Впрочем, о несчастном графе упоминали лишь в связи с именем княжны Белозерской. Уж для нее не жалели ни слов осуждения, ни ядовитых насмешек. Я не понимал людей, откровенно порочивших прекрасную девушку. Да кто им дал право на это? Белозерские не выезжали, никого не принимали – переживали скандал, закрывшись на все замки. Пару раз я пытался добиться свидания с Мари, но мне сказали, что она больна, а князь и княгиня не принимают. Да и кто я такой, чтоб меня принимать? Виделся я только с Дмитрием Белозерским у баронессы, но он всячески игнорировал меня. Впрочем, я тоже не горел желанием говорить с ним. За дневными делами я, конечно, забывал об Арсении Сергеевиче и о Мари, но вечером… Вечером я ехал туда, где мог услышать последние новости о княжне, или навещал Агнессу Федотовну.
Меня интересовала эта дама. Что же она за человек? Поскольку Никодим Спиридонович не связывался со мной, а желание узнать истинного виновника теперь уже четырех смертей было огромным, я посвящал свободные минуты попыткам разгадать загадку. Я чувствовал, что баронесса связана с трагическими событиями, но какова ее роль – не находил ответа. Либо она была сообщницей в грязном деле, либо жертвой (то есть, возможно, ее кто-то использовал). Я наблюдал за нею и ее окружением, стараясь замечать малейшие подробности. Двое молодых людей решительно мне не нравились – князь Белозерский и штабной офицер Юрий Васильевич Сосницкий. Оба отличались спесивостью, оба постоянно нуждались в деньгах, оба соперничали за благосклонность баронессы. На обоих пало мое подозрение. Однако баронесса не отдавала никому из них предпочтения, во всяком случае на людях. Разве что я пользовался ее особой благосклонностью, но то, что выделяла меня среди прочих, не очень-то волновало. Изредка Сосницкий занимал у меня деньги, и я давал ему ссуды, желая расположить к себе и надеясь, что он как-нибудь проболтается. Просила денег и Агнесса Федотовна, обещая вернуть через две недели, когда барон получит перевод. Я не дал, сказав, что не одалживаю денег красивым женщинам. Она рассердилась, но на следующий день простила меня.
