– Обыщите покойного.
– Это кощунство! – воскликнул князь.
– Помолчите, ваше сиятельство! – брюзгливо отмахнулся Никодим Спиридонович и снова повернулся к своим подчиненным: – Обыщите покойного! Это приказ.
Под подушкой барона нашли футляр, а в нем… колье.
– М-да… – Никодим Спиридонович торжествующе улыбнулся, беря в руки футляр. – Полагаю, барон не доехал бы до Вестфалии. А дело-то, Влас Евграфович, простое.
День бы потерян. Я ступил на ступеньку экипажа, не зная, куда податься, как вдруг меня окликнул князь Белозерский. Я задержался, ожидая его.
– Влас Евграфович… – мялся он, подойдя ближе. – Вы на меня сердиты?
– Нисколько.
– Я прошу простить меня за недостойное поведение. И давно хотел поблагодарить вас за Мари, вы поступили тогда благородно.
– Не стоит благодарности. Садитесь, князь, подвезу.
Мы сели в экипаж, ехали молча. Да и о чем было говорить?
– Что Мария Павловна? – нашел я тему.
– Мари воюет с отцом. У него новая идея – отправить ее в деревню навечно. Трудно сестре будет.
– Я бы хотел нанести визит вашей бабушке, – пошел я на хитрость, собираясь любыми путями проникнуть в дом князя. – Не доложите ей обо мне прямо сейчас?
– Непременно.
Старая княгиня, конечно же, приняла меня. Впрочем, по-другому и не должно было случиться, ведь я проиграл ей, а княгиня любила выигрывать. Она тут же предложила партию, но я напомнил ей:
– Ваше сиятельство, помнится, вы обещали мне устроить встречу с князем…
– Ну, обещала, – проворчала она. – А коль он не захочет принять вас?
– А вы позовите князя сюда.
– И то верно, – согласилась она с моей идеей и позвонила в колокольчик. Прибежавшей девушке сказала: – Пригласи князя Павла Андреевича.
– Да и княгиню неплохо бы, – подсказал я ей на ухо.
– Ну и княгиню пригласи. Скажи, я желаю их видеть. – Девушка убежала, а старушка посмотрела на меня оценивающе. – В старину такого не бывало, чтоб купец… простите, капиталист требовал князя. Впрочем, капиталистов тогда не было. А по какому делу?
– Вы забыли? О Марии Павловне…
– Вот еще выдумали! Я решила, вы не всерьез… Сын мой слышать о ней не может. Из-за Маши все дома сидят. А это так скучно и так стыдно.
Вошли шестидесятилетний князь с женой. Я встал с кресла, и, сознаюсь честно, у меня задрожали колени. Павел Андреевич был худой, статный, со строгим лицом. Он с изумлением уставился на меня, старая княгиня поспешила объяснить:
– Это Влас Евграфович, друг мой. Он спас Машу и желает говорить с тобой.
– Слушаю вас, – сухо сказал князь, глядя на меня неприязненно. Очевидно, ему были неприятны воспоминания о проступке дочери.
– Разрешите мне увидеться с Марией Павловной, – выпалил я.
– Да разреши уж, – махнула рукой старая княгиня, видя, что ее сын замер, наполняясь гневом.
– Только в моем присутствии, – бросил он.
Думаю, ему самому стало любопытно, чего это я вздумал встретиться с его дочерью. Но он и не представлял, с какой наглой целью явился я в его дом.
Пригласили Мари. Как она похудела! Одни глаза и остались. Только когда она вошла, я понял, чем вызван мой поступок, – я любил ее. Да, я любил ее с тех пор, когда впервые увидел у себя в ложе и собирал ее рассыпавшийся жемчуг, когда дотронулся до ее дрожащей ладони. Мне неприятно было говорить при всех то, что нужно было сказать ей наедине, но я нашел в себе силы, ибо отступать было некуда, другого случая не представится:
– Мария Павловна, я знаю, в каком вы очутились положении, знаю отношение к вам ваших родных. Я не нахожу ваш поступок безнравственным, считаю, что вы поступили правильно. Ежели вы не сочтете мое предложение за недостойное… я предлагаю вам свое покровительство, свой дом, свое честное имя.
– Погодите, сударь, – всплеснула руками старая княгиня. – Так вы что, сватаете Машу за себя? Ах-ха-ха-ха! Вы мне нравитесь, сударь!
– Да как вы смеете! – прошипел князь.
– Слово за вами, Мария Павловна, – требовал я ответа.
– Вы слишком великодушны… – произнесла Мари, растерявшись.
– Вы отказываете мне? – расстроился я, ведь именно так, с любезностей, начинается отказ.
– Нет, но… знаете ли вы, что и вас будут презирать…
– Я богат, Мария Павловна, – заявил я не без удовольствия, хотя говорил я это больше для князя, зная, какие он испытывает материальные затруднения. – Моего капитала хватит, чтоб всем рты закрыть. Никто не посмеет презирать меня и вас, не то что не посмеет сказать, но даже и подумать худое. Решайте. В конечном счете вы будете вольны располагать собою, а не чахнуть в тюрьме. А коль не привыкнете ко мне, я дам вам свободу и приличное содержание.
– Маша, а ведь он, кажется, покупает тебя, – веселилась старая княгиня.
– Что?! – От гнева князь менялся цветом: то краснел до черноты, то бледнел до белого. Его жена плакала. – Не сметь! Какой-то фабрикант без роду, без племени…
– Да что ты так раскричался, батюшка, – махнула на него платком старая княгиня. – Это все твои предрассудки! Нынче на сословия не смотрят. Ты вон и Машу готов сгноить из-за предрассудков. Влас Евграфович нашу честь спасает, ты благодарить его должен.
– Я? Благодарить? – разорялся князь. – Благословения не дам! И приданого не дам!
– Помилуйте, князь, – рассмеялся я, так как, похоже, уже выходил победителем. – У меня без вашего добра капитала хватит. Мария Павловна…
– Я… да… – несмело пролепетала Мари, а на глаза ее навернулись слезы. – Я буду вам верной женой и постараюсь полюбить вас… Влас Евграфович, заберите меня отсюда сейчас же.
Это был новый скандал, свидетелями которого стали князья: Маша ушла из дома в чем была, под хохот старой княгини (кто знает, может, перед смертью она немного помешалась, но я ей благодарен). Никто не посмел помешать мне увезти Машу, даже ее брат махнул рукой. А у меня дома… Матушка моя – женщина простая, но с Машей нашла общий язык. Через неделю мы обвенчались. Князь смирил свою гордость и явился на свадьбу. Так ведь не приди он – в свете возникли бы новые разговоры. Спустя месяц я увез жену в Италию. У Маши расшаталось здоровье из-за всей этой истории, на ее и мое счастье, мы вовремя спохватились. Впоследствии я ни разу не пожалел, что женился на княжне. Да и Маша не жалела, о чем мне не раз говорила. Она родила мне двух девочек и наследника, дела мои шли в гору. С тех пор прошло двадцать три года…
Сейчас, находясь с женой и дочерьми на выставке в Париже, я посетил павильон, где представлены лучшие образцы русского ювелирного искусства. Каково же было мое изумление, когда я увидел… колье баронессы! Имя мастера осталось неизвестно. После разоблачения баронессы колье передали в казну и, видимо, надолго о нем забыли. А потом, когда решили выставить, не вспомнили имя мастера. Так ведь в России мастеров уйма, разве ж всех упомнишь?
