Щукин вошел в кухню. Эксперт надевал перчатки, одновременно диктовал милиционеру, как расположен труп и что в нем примечательного. Тот записывал в протокол слово в слово, усевшись на табурет у разбитого окна, которое загородили фанерой. Щукин, став близко к трупу, смотрел сверху на то, что лишь по очертаниям и одежде напоминало женщину.
Грелка, или Ева Кучевская, тридцати шести лет от роду, закончила жизнь на собственной кухне, но не сама, о чем говорили следы побоев на ее лице и теле. Первоначально она сидела, потом – умирая – Ева упала на бок, а ноги так и остались лежать прямо. Лицо Евы представляло собой сплошное месиво. Конечно, экспертиза выдаст заключение, что конкретно послужило причиной смерти, хотя она и так ясна – избиение. А последний смертельный удар убийца сознательно нанес в область лица, Щукин и без эксперта это подметил. Зачем ее так жестоко избивали перед тем, как убить? Ведь убийца пришел убить Еву. Точно так же убит Пушко – обоих убийца жестоко избил перед смертью. Он – садист с маниакальными задатками? Или что-то выпытывал, а жертвы отказывались говорить?
Щукин был недоволен собой – плохо искал Грелку, в результате она вслед за Пушко погибла. Наверное, причина двух убийств одна, потому что так не бывает, чтоб из одной теплой компании фактически с разницей в пять дней убили двух человек почти одинаково. Почти, но не совсем. Пушко зарезали, а Еву явно добили кулаком. Впрочем, Грелка состояла из одних костей, такую одним щелчком на тот свет отправить можно. Однако неизвестный постарался сделать ее последние минуты адом. Да, это один почерк. В чем же причина? Она должна существовать – причина.
– Смерть наступила приблизительно два часа назад, – сообщил эксперт.
Следовательно, убили Еву около девяти вечера, а в милицию сообщили об убийстве сорок минут назад… Щукин вышел в узкую прихожую с открытой на лестничную клетку дверью. Несколько любопытных толпились в проеме и негромко обсуждали происшествие, выдвигая собственные, в основном бредовые версии.
– Кто обнаружил Еву в квартире? – спросил он.
– Никто, – вышла вперед женщина. – Я… мы услышали крики. Дверь побоялись открыть. Вдруг слышим – стучат к нам, да так сильно… А ведь звонок есть. Ну, вот. Мужчина стучал…
– Это был Батон, – заявил мужчина с лестничной клетки, – его голос. Я точно знаю, что орал Батон.
– И что же он орал? – полюбопытствовал Щукин.
– «Помогите» орал, – вспоминал мужчина. – Потом: «Кто-нибудь, вызовите “Скорую”». Ну и матом крыл безбожно.
– А когда я открыла дверь, – воспользовалась паузой еще одна женщина низенького роста, – на площадке уже никого не было, хотя стучались и ко мне. Потом я присмотрелась к двери, а на ней пятна. Кровь. Вот пойдите, посмотрите.
– Все же, граждане, – обратился ко всем Щукин, – как вы догадались, что именно с Евой беда, а не с кем-то другим? Кто вошел в ее квартиру первый? И как?
– Ну, я вошел, – выступил вперед здоровенный мужик. – Батон или не Батон – не знаю, а орал мужик на весь подъезд. Все правильно вам говорили. А еще он кричал: «Помогите Грелке». Жутко орал, будто ему пузо режут пилой. А Грелка у нас в подъезде одна. Да и на весь район одна. Ну, я оделся… вышел… смотрю, все носы высунули. Ну, мы с мужиками и пошли к Грелке. Квартира открыта была, мы вошли и нашли… Вот и все. Ну, вызвали милицию, потому что «Скорая» ей уже не нужна была.
– Ой, как жалко Еву, – вздохнула низенькая женщина. – Она ведь хорошая была и неглупая. Правда, пьяница… Так ведь некоторые трезвенники хуже пьяниц. Еву что ни попросишь, всегда откликнется. Когда меня радикулит разбивал, она убирала у меня. Ничего не стащит, все вылижет, а платила я копейки, символически. Ой, как жалко…
– Я так понял, панику поднял Батон, да? – уточнял Щукин.
– Точно, он, – подтвердил первый мужчина. – Я его голос знаю, как свой собственный. Он орать начал, а потом смылся. Думаю, Грелку избил до смерти, после чего труханул, потому и смылся. Он часто ее метелил.
– А как его зовут? Я имею в виду не кличку.
– Кто ж его знает, – развел руки в стороны первый мужик. – Батон и Батон.
– Ну, а работает где? Кто-нибудь знает?
– Нигде. Его отовсюду гонят за пьянку, – сказала первая женщина. – Кому надо алкашей держать? Но однажды я видела его на рынке нашего района, он грузил мешки… кажется, с сахаром.
– Кто-нибудь знает, где он живет?
– Ну, я знаю, – ответил все тот же мужчина. – Он еще плотничает в свободное от пьянки время, сантехнику может исправить, я его нанимал иногда. Показать, где живет?
– Достаточно адрес назвать, – сказал Щукин.
– Адреса я не знаю. Ну, улицу – да, а дом и квартиру только показать могу.
Щукин отправил с мужчиной двух милиционеров…
Батон стоял за стволом дерева и ждал. К груди он прижимал некоторые вещи, которые забрал из дому. А решил так: если придут к нему, значит, его подозревают, тогда Батон сразу смоется. А не придут – можно жить спокойно, его не подозревают в убийстве Грелки. Он простоял часа три, замерз – как назло, похолодало. Или от нервов его дрожь пробирала? Он бил ступней о ступню, чтоб разогнать в ногах кровь, не спуская глаз с подъезда.
Так и кончается сладкая жизнь – по глупости. «Вот дурак! – сокрушался Батон. – Надо было продать квартиру, ведь недавно хорошие деньги предлагали». Не продал, побоялся, что обманут. Сейчас ведь квартирных мошенников как вшей развелось. А продал бы, не пришлось бы стать участником чертовщины с убийствами. Теперь докажи, что Грелку не он грохнул. И Пушка тоже.
…Батон ждал ее дома примерно с час. А потом оделся и пошел к Дубине, полагая, что Грелка у нее не только самогон покупает, но и базарит не по делу. К Дубине Грелка еще не заходила, тогда он помчался к ней домой, намереваясь намылить сожительнице шею за проволочку. Надо же, ни самогона, ни Грелки! Принесла бы пойло и – катись восвояси. Батон ворвался к подружке и заметался в поисках Грелки, не понимая, почему она оставила открытой квартиру. Включил свет в прихожей, в комнате, затем…
На кухне Батон обнаружил Грелку с разбитой рожей, кинулся к ней, затряс. Она пришла в себя не сразу, замычала что-то, в щелочках глаз сверкнули слезы.
– Грелка, кто тебя? – До Батона еще не доходило, что подружка доживает последние минутки. – Кто, а? Я ему харю…
– Он… десь… – едва выговорила Грелка. У нее не было голоса, не было сил говорить. Ева только чуть сжала пальцы Батона, которые случайно схватила. Батон не понял, о ком она говорила, Грелка тряслась и силилась сказать еще что-то важное, да не получалось. Она еще раз пошевелила разбитыми губами: – Здесь… он…
– Кто? Ты про кого? Я щас «Скорую»…
– Коле… он… коле… – говорила Грелка.
– Какой Коля? Его Коля зовут? А фамилия?
– Скажи… ей… он коле… – шептала Грелка.
И вдруг Батон сжался от ужаса – хлопнула входная дверь. Сюда вошли или отсюда вышли? Он напряг слух – донеслись шаги, будто кто-то торопливо сбегал с лестницы. Значит, садист был в квартире, когда зашел Батон, и спрятался!
