– Валерьянки нет, – сообщил Слава, зайдя в кабинет.
– Уже не нужна, – пристально глядя на Романа, сказал Щукин. – Ребята приехали?
– Да. Позвать?
– Угу. Начнем с неформального опознания.
– А протокол?
– Если опознает, оформим тогда как надо. Зови, Слава, зови.
В кабинете появились четверо мужчин, сели у стены. Щукин приказал сесть на свободный стул Роману Семеновичу. Ввели Батона.
– Рауль, – обратился к нему Архип Лукич, – посмотри внимательно на этих людей и скажи, знаком тебе кто-нибудь из них?
Батон, закусив нижнюю губу, прошелся вдоль сидевших мужчин, рассматривая каждого в отдельности подолгу.
– Ну? Есть знакомый? – спросил нетерпеливый Слава.
Батон поднял плечи к ушам, затем повернулся к Щукину:
– Н-нет.
– Уверен?
– Этих никого не знаю.
Мужчины ушли, кроме Славы и Романа Семеновича, которому Щукин сказал:
– Подумайте, кто подтвердит хотя бы ваше вчерашнее пребывание на вокзале. Также вам необходимо вспомнить, где вы были в момент убийства Пушко, Евы и директора кафе. А также вспомните свидетелей, кто способен это подтвердить. Слава, объясни задержанному подробно, какие дни и часы необходимо вспомнить…
Щукин вышел из кабинета. В коридоре его ждали Гена, Вадик и Батон.
– Поехали! – скомандовал следователь.
Приехали они к ювелирному салону Казимира Лаврентьевича. Щукин, не поворачиваясь к Батону, сказал:
– Давай-ка, Рауль, двигай в магазин и попроси встречи с хозяином. Посмотришь на него, а мы посмотрим, что он будет делать.
– Как я позову хозяина? Зачем он мне? Че я ему вякать буду? – забросал вопросами Батон. – И кто я такой, чтоб он вышел ко мне!
– Жить хочешь? – усмехнулся Вадик, глядя на Батона. Тот потерянно кивнул. – Значит, придумаешь, как выманить хозяина. И обрати внимание на охранника, если он в магазине.
Батон без малейшего желания покинул машину, поплелся, оглядываясь на Щукина и ребят, к магазину. Посмотрев на вывеску, он присвистнул, оглянулся последний раз и вошел.
В магазине он подкатил к одной из продавщиц, надев улыбку:
– Девушка… мне бы хозяина… вызвать.
Та, смерив его оценивающим взглядом, не двинулась с места:
– Зачем?
– Поглядеть на него, – сказал правду Батон. Продавщица не поверила, только скривила красивые губы. – Не, че, трудно позвать? Очень нужен он мне. По важному делу. – Девушка отвела глаза в сторону: мол, не желаю я с тобой разговаривать. Батон разозлился, повысил голос: – А еще культурная… Позови, я сказал! Может, я родственник его, издалека приехал.
– Оно и видно! – фыркнула продавщица, но ушла за дверь.
Генрих вышел через минуту, оглядел зал, повернулся с вопросом к сотруднице:
– Кто меня спрашивал?
– Этот вот, – кивнула та на Батона и направилась к стойке.
– Что вам? – приблизился к нему Генрих.
– Мне… это… – замялся Батон. – Работа есть у вас? Я все могу.
– Извините, у нас нет вакансий.
– Ну, тогда ладно, – пожал плечами Батон и вернулся в машину.
– Виделся с хозяином? – встретили его почти хором.
– Виделся.
– Это он на тебя нападал? У Евы он был? – спрашивал Щукин.
– Я ж говорил: темно было, когда я гнался за ним от Грелки. А когда на меня напал тот козел в доме за пригородным вокзалом, я вообще ничего не видел. И в подъезде… не видел. Мне тогда защищаться надо было, я смотрел на нож.
– Охранника видел?
– Нет, в магазине только продавщицы были.
– Смотрите! – воскликнул Вадик, указывая пальцем на лобовое стекло. – Куда это Генрих Казимирович дергает?
Генрих выбежал из салона, подлетел к стоявшей невдалеке иномарке, сел в автомобиль и вырулил на дорогу. Щукин сразу же сорвал с места машину – вслед за ним.
– Ну, а машина похожа на ту, в которую сел убийца Евы? – доставал Батона Гена.
– Да я ж в марках не разбираюсь! – простонал Батон. – Не запомнил ни машину, ни цвет, ни урода. Ночью все кошки черные, а не серые.
Ехали по пятам за Генрихом, и каково же было их удивление, когда остановился он у прокуратуры. Вышел из автомобиля и вбежал внутрь. Не сговариваясь, Щукин с помощниками кинулись туда же.
– А мне че делать? – догнал их голос Батона, оставшегося в салоне машины.
– Жди! – не оборачиваясь, крикнул ему Вадик.
Встретились с Генрихом у кабинета Щукина, он с усилием дергал ручку и почему-то все никак не догадывался, что дверь заперта на ключ.
– Вы ко мне? – крикнул издалека Щукин.
– К вам, – сказал Генрих. Он был взбудоражен. – У меня есть кое-что…
– Проходите, – открыв ключом дверь, сказал Щукин, поглядывая с недоумением на сопровождавших его ребят. Вошли. – Что у вас есть?
– Вот! – Генрих, волнуясь до дрожи в руках, поставил на стол диктофон. – Здесь записан весь диалог отца с убийцей.
– Что? – воскликнул Щукин, схватив диктофон.
1936 год, Свердловск
Сначала Анастасия с Николаем жили в Иркутске, потом перебрались в Свердловск. Но голод и холод, безрадостные лица, примитивные плакаты и лозунги о всемирной революции и об угрозе контрреволюции, призывы к индустриализации, всеобщая нищета, спекуляция и повальное пьянство угнетали. Кругом серо-кумачовые цвета, слухи о лагерях, в которые кидали «чуждые элементы». Закрывались церкви, из деревень выселялись кулаки и середняки, и в города хлынули крестьяне, уклоняющиеся от военно-феодальной эксплуатации, то есть коллективизации. Одновременно росла бюрократическая прослойка, зачастую малограмотная, но жила она неплохо, пользуясь льготами и получая пайки с продуктами, тогда как остальные в прямом смысле бедствовали. Партийная каста занималась тем, что выслуживалась перед вышестоящим начальством, беспардонно заискивала, интриговала друг против друга, не имея понятия об элементарных приличиях. Обещался рай, а наступило средневековье. Такой увидела Россию Анастасия, но Николай был счастлив, правда, рвался на родину, в свои места. Впрочем, она была тоже счастлива с ним, а на остальное не следовало обращать внимания – да только как не обратишь?
Анастасия не работала. Знание языков и умение играть на рояле в молодой Советской республике были не нужны. Стрижак поступил на завод, Левка жил с ними (куда ж его деть?), перебивался временными заработками – с одной рукой и неграмотному не заработаешь. Анастасия учила Левку читать и писать, разумеется, левой рукой. Денег едва хватало, чтобы не протянуть ноги. Когда совсем бывало туго, Анастасия продавала спекулянтам золотую монету из тех, что получила за камень из колье в Китае. В тридцать первом году Николай надумал переехать в центральную часть России, но… произошло чудо – Анастасия забеременела, и переезд отменился. Родилась девочка – Ксюша. Заботу о ней полностью взял на себя Левка. Чем мотаться без толку по временным заработкам, пусть уж лучше с Ксюшей сидит – так решили Николай с Анастасией. Тем более ей подвернулась работа – по протекции знакомой пожилой коммунистки, с которой подружилась Анастасия, она устроилась работать учительницей на курсах по ликвидации безграмотности.
