Я постучалась к Наиле Сабуровне.
– О! Как красиво! Ты потрясающе выглядишь! – одобрила она меня. – Это что, камея? Никогда таких не видела. Что ж, такой невесткой можно только гордиться.
* * *
Я сидела в пятом ряду партера, и меня била крупная дрожь. Я почти ничего не воспринимала, только сказочный голос Ильяса пробирал меня до печенок. Кажется, он и играл замечательно, но я слишком волновалась, чтобы трезво оценить. А публика неистовствовала.
– Детка, тебе нехорошо? – шепнула мне Наиля Сабуровна. – Ты такая бледная…
– Нет, все в порядке, я просто дико волнуюсь.
– Илька поет сегодня божественно, я строго его сужу всегда, но сегодня он в ударе! Ты не находишь?
– Если честно, я мало что понимаю сейчас…
Наконец спектакль кончился. Успех был огромный.
– Наиля Сабуровна, а мы… мы пойдем к нему за кулисы?
– Нет! Мы сейчас поедем в одно чудесное место и будем там его ждать, вернее, ждать его будешь ты!
– А вы?
– Дорогая моя, вам надо побыть вдвоем, мама здесь будет лишней! Но я тебя туда провожу.
Артисты еще выходили на аплодисменты, а она меня уже вывела из зала. Мы сели в такси и вскоре уже вошли в шикарный ресторан. Наиля Сабуровна сказала что-то по-испански метрдотелю, тот широко улыбнулся и кивнул.
– Удачи, детка!
И она поспешно ушла. Метрдотель, солидный господин в смокинге, проводил меня к старинному лифту, и мы поднялись на какой-то этаж.
– Прошу вас, сеньора!
Это был очень просторный балкон, посреди которого стоял накрытый стол. На столе горели свечи, вокруг было много цветов. Он отодвинул мне стул, налил в бокал что-то и ретировался. Я осталась одна. Под балконом плескалось море. Я вдруг страшно замерзла. И тут он опять появился и накинул мне на плечи что-то восхитительно мягкое и теплое.
– Грасиас! – пробормотала я.
Он опять исчез. И чего меня так трясет? Я даже замуж выхожу в третий раз, подумаешь, большое дело! И хотя я не курю, мне вдруг безумно захотелось закурить. Дура! Коза! – сказала я сама себе.
И тут в дверях возникла крупная темная фигура. Ильяс!
Он кинулся ко мне, схватил, поднял со стула и крепко обнял. Я сразу перестала дрожать, сразу согрелась. А он уже целовал меня, прижимал к себе, что-то шептал на ухо, я не разбирала слов. Вдруг он оторвался от меня.
– Да или нет?
– Да!
Он вдруг опустился на стул и закрыл лицо руками.
– Господи, господи, какое счастье! Каришка, любимая моя…
– Иличка, скажи, ты любишь старые голливудские фильмы, да?
Он отнял руки от лица, слегка недоуменно на меня посмотрел и вдруг покатился со смеху.
Я тоже начала смеяться от радости, что он мен я сразу понял и от счастья быть с ним.
– Каришка, я тебя обожаю! Это все ужасная пошлятина, да?
– Нет, это все ужасно мило, трогательно… Я в восторге! И тут так хорошо, мы одни…
– Каришка, ну, если ты не возражаешь, последний штрих… из голливудских фильмов…
Он полез в карман.
– Там колечко, да? – фыркнула я.
– А как же! – со смехом сказал он.
Кольцо было восхитительное, с тремя жемчужинами, черной, розовой и белой в окружении мелких бриллиантов.
– Какая прелесть! Илька!
– Знаешь, а теперь надо порушить всю эту голливудскую идиллию пятидесятых годов. Надо быть в мэйнстриме, как теперь говорят!
– Ты о чем?
– О том, что я не могу больше ждать!
Он схватил меня, стащил с плеч платье.
– Сумасшедший, что ты делаешь, тут же люди! – смеялась я.
– Нет тут никого и не будет, пока я не позвоню! Я хочу тебя сию минуту, поняла?
Я поняла.
Когда мы привели себя в порядок, он нажал на кнопку в середине стола и через несколько минут, не сразу, нам принесли трехэтажную штуковину, на которой лежали устрицы во льду.
– Любишь устрицы?
– Люблю. Но тебя люблю больше! И еще, как выяснилось, я люблю экстремальный секс!
– Тебе понравилось?
– Не то слово!
– Мне тоже! Хотя такое со мной было впервые…
– Со мной тоже!
– Вот теперь мы действительно муж и жена!
– Нет, мы еще тайные любовники! Но как после такого тяжелого спектакля у тебя еще остались силы?
– Я еще молодой, Каришка, и к тому же ты так меня волнуешь, так вдохновляешь! Я сам доволен сегодняшним спектаклем, что бывает крайне редко.
– Наиля Сабуровна сказала, что ты сегодня был в ударе!
– А ты сама заметила?
– Честно? Я от волнения вообще ничего не понимала…
– Не беда! Я сам себе главный судья, во всяком случае самый строгий!
– Скажи, Илька, а нас не могли тут засечь какие-нибудь папарацци? Завтра наш… экстрим не выложат в Сеть?
– Нет, исключено! Тут все охраняется. Это отель для вип-персон, и после ужина мы пойдем в мой номер, а утром поедем в наш домик. Горько!
– Что?
– Ну, тут некому нам крикнуть «горько»! Так я сам!
– Целоваться хочешь?
– А ты как думала!
Немного успокоившись, он вдруг сказал:
– Каришка, а ты понимаешь, что тебе будет трудно со мной?
– Прекрасно отдаю себе в этом отчет, но тут ключевые слова «со мной». И кто сказал, что должно быть легко? И еще, мы прекрасно поладили с твоей мамой.
– О да! Мама от тебя в восторге!
– Скажи, а почему ты уехал из Вены? Вы ведь поначалу жили в Вене?
– Маме там было плохо, климат для нее неподходящий. И мне тут нравится. У нас дом в тихом месте, и испанцы куда более радушные люди, нежели австрийцы. А что, тебе тут не нравится?
– Ерунда! Я люблю тебя, а все сложности быта, твоего звездного статуса мне как-то…
– Пофиг?
– Именно!
* * *
Утром шел дождь. Мы сели в коричневый «лексус» и поехали за город.
– Ты бывала раньше в Барселоне?
– Да.
– Каришка, а ведь тебе придется бросить работу.
– Брошу! Не проблема! Завтра лечу в Москву и подаю заявление.
– А я завтра лечу в Лондон, там у меня концерт и большое телевизионное интервью, в котором собираюсь заявить, что женюсь.
– Ой! Это обязательно?
– Да. Мой импресарио потребовал. А что тут такого?
