– Она стояла в халате около проигрывателя и меняла
пластинку. Это был не магнитофон, не лазерник, а такой проигрыватель для старых
пластинок с колонками. У нас дома тоже такой был, но сломался, а здесь остался.
Она поставила музыку – это было танго, я потом узнал, что оно называется
«Champagne splаsh», «Брызги шампанского», – и начала танцевать. Ну, не танго,
конечно, а просто двигаться под музыку. Так красиво… Свет не горел, но в окно
светило заходящее солнце – это же было где-то полдесятого вечера, середина
июня, а ее окно выходило точно на этот поздний закат, и оно как-то было все
вместе: и музыка, и солнце, и ее движения… Она танцевала, а потом начала
медленно снимать халат. Я тогда слово такое знал, конечно, – «стриптиз», но
никогда его не видел. А тут понял, что она не просто так раздевается, а танцует
стриптиз. Она его так долго снимала, этот свой маленький халатик… я чуть не
умер, потому что никак не мог понять, у нее под халатом что-то есть или нет
ничего. Я шагнул немножко в сторону, вижу – она, оказывается, перед зеркалом
танцует и смотрит на себя. У них стояло такое огромное зеркало, старое, в
красивой раме, то есть она, рама, наверное, была красивая, но теперь как-то
облупилась, облезла, а все равно это было необыкновенное зеркало. И я увидел,
что у нее под халатом лифчик и трусики. Она наконец-то сняла халат, а потом
начала лифчик снимать. Я думал, умру, пока она сняла его… Я уже не мог на месте
стоять, совсем влез в комнату. И вдруг она меня увидела в зеркале… И замерла ко
мне спиной, прижав руки к груди. А я смотрел на ее спину, на трусики, которые
были такими узкими, что я видел ямочки пониже поясницы. Она смотрела на меня, а
я на нее – в зеркало. Потом я подошел и встал сзади нее на колени и поцеловал
эти ямочки. Тогда она так тихонько засмеялась и ко мне повернулась. И взяла
меня за волосы. И ерошила их, пока я ее целовал и раздевал, и все время меня
дергала за волосы…
– А потом?
– Я ничего не помню, только как она мне все время говорила:
«Тише, тише, радость моя…» Наверное, я орал как сумасшедший. И еще музыка
играла все время… танго, танго, танго. Это всё было со мной в первый раз, это
было так… больно, страшно, невыносимо.
– Невыносимо – в каком смысле?
– Во всех. Я думал, у меня сердце от счастья разорвется. Из
этих всех ощущений я точно помню: сердце почти разорвалось. Потом оно вдруг раз
– и остановилось. И я отключился. То ли уснул, то ли сознание потерял.
Очнулся или проснулся – лежу там же, на коврике в комнате.
Под головой подушка, сверху одеяло. Моя одежда на стуле… а я не помню, как
раздевался. Ее нет. Но я знал, что у них спальня на втором этаже, в мансарде.
Наверное, она туда поднялась, там спит.
Я не знал, что мне делать. Посмотрел в зеркало… и как будто
увидел, как она там танцует! Меня опять в жар бросило. Хотел пойти к ней, но
испугался. И вдобавок вдруг вспомнил, что так и не позвонил вчера маме! Она
там, наверное, с ума сходит! А у нее после смерти отца сердце болело, припадки
бывали такие, что «Скорую» приходилось вызывать. У меня сразу весь жар пропал.
Начал одеваться и вдруг слышу, – она по лестнице спускается. Появилась. Волосы
спутанные, глаза заспанные, из-под халата видны пижамные штанишки с
кружавчиками. И я подумал в эту минуту – но это был как бы не я, а кто-то в
моей голове спросил: интересно, сколько ей лет? Да ведь она ровесница моей
мамы, наверное! О… я тогда чуть не умер от стыда, от ужаса. А она тоже
смутилась, говорит: «Тебе ехать пора, правда? Твоя мама мне ночью звонила, я
сказала, что ты на автобус опоздал, но утром сразу приедешь. Автобус через
двадцать минут, как раз доберешься. Или позавтракаешь сначала?» Я головой
помотал и попятился. Смотрю на нее и думаю: какая она… немолодая! Вчера вечером
была молодая, а сегодня утром… Она говорит: «У тебя деньги-то на автобус есть?»
У меня были, конечно, деньги, не помню, сколько это тогда
стоило, десять рублей или что-то такое, но я почему-то покачал головой вместо
того, чтобы кивнуть. Тогда она из кармана халата достала пятьдесят рублей и мне
дала: мельче нету, говорит, ну ничего, пригодятся. Я взял деньги, кивнул и
пошел, а она мне вслед смотрела. Я пошел с этой полусотней… и мне вдруг так
хорошо стало! Я был счастлив! Тут как-то все смешалось, я не могу понять,
как-то все стало прекрасно. И никакого стыда я не чувствовал. И то, что она
ровесница моей мамы, а может, даже старше, мне было все равно. И то, что у нас
было это самое, а я не помню ничего… Это все было особенно, прекрасно, я не
знаю, как объяснить. Я стал каким-то высоким, я точно помню, что шел там по
тропке между двумя заборами и чувствовал себя каким-то очень большим, эти
заборы были раньше надо мной, а теперь я оказался как будто с ними вровень! Это
было почти как оргазм, только на сей раз я все четко чувствовал и осознавал.
– То есть это блаженное состояние вас посетило после того,
как вы взяли деньги, я правильно понял?
– Ну да… получается так.
– И с тех пор… вы с ней потом виделись?
– Нет. Мама заболела, ее положили в больницу, я устроился на
работу в трамвайное депо. Ну, знаете, чистить рельсы, выпалывать сорняки на
путях, всякое такое. Потом мы с мамой поняли, что с деньгами плохо и будет еще
хуже, надо дачу продавать. На эти деньги мы кое-как дотянули до окончания
школы, потом я устроился в стриптиз. Я раньше занимался бальными танцами, потом
увлекся эстрадными, потом пошел в стриптизеры… меня это страшно влекло. Я
заводился не знаю как, начиная раздеваться перед зеркалом или на публике. Ну и
постепенно стал профессионалом, начал хорошо зарабатывать.
– А после того случая, как ваши отношения с женщинами
складывались?
– Да совершенно никак. У меня ни подруги не было, никого. Я
вообще девушек в упор не видел. Не в том смысле, что меня тянуло к парням, нет,
конечно.
– А к взрослым женщинам?
– Тоже нет. Меня к ним и сейчас не тянет.
– То есть?
– Ну говорю же, я могу только за деньги. Я с ними отдаленно
вспоминаю то ощущение… как шел с полусотней в кармане между двумя заборами…
необыкновенно. Тогда все получается, что надо.
– Что надо или что хотите?
– Да ничего я не хочу и никого. Я ее хочу. Только ее. Может,
она ведьма какая-то была? Она меня приворожила, понимаете? Как отравила! Она
мне всю жизнь изломала, она меня маньяком сделала. Потому что, если честно… не
только в деньгах дело! Я на ней помешан, вы что, еще не поняли? Дело совсем не
в деньгах, то есть и в них… Я не знаю, я запутался! Я ее ненавижу. Представляю,
что я с ней, а не с какой-то другой женщиной, но что я не просто с ней
трахаюсь, а душу ее, бью, убиваю. И тогда возбуждаюсь. И у меня все отлично
получается с другими. Они меня потом боятся… а ведь я не их – я ее хочу… убить
ее хочу. Думаю, что если я ее убью, то освобожусь от нее.
* * *
