– Ля-ля! – ехидно сказала Алёна. – Почему ненавидит? Потому
что спит с его любовницей? А? Или они мирно уживаются в одной постели на почве
общих интересов?
– С какой любовницей? – тупо переспросил Носачев.
– С Нинкой Простилкиной, вот с какой!
Осточертело толочь воду в ступе с этим отвратительным типом.
– Вот что, Носачев. Не звоните мне больше, понятно? Вы свой
шанс упустили. Чао-какао!
Алёна бросила трубку.
Разумеется, телефон тут же затрезвонил снова. Потом умолк.
Зазвонил опять. Алёна только плечами пожала. Честно говоря, ей было не до
звонков. Хотелось сейчас одного: сесть за компьютер и расшифровать оставшиеся
послания от МОНа. Конечно, уже всё ясно, а все же любопытно…
Нет, не просто любопытно. До смерти хочется снова испытать
этот интеллектуальный кайф разгаданной загадки !
Но сначала отправить Олегу письмо, о котором она успела
позабыть: Предатель!
Письмо улетело, однако и в ее «Входящих» прибавилось
сообщений.
Оба они пришли от МОНа. Первым оказалась очередная шифровка
– такая длинная, что Алёна даже смеялась от восторга, пока копировала ее и
сохраняла. Сколько разгадывать придется! Как это замечательно!
Вслед за шифровкой пришло сообщение в одну строку открытым
текстом:
Берегись!
Ох ты боже мой! Ей угрожают? Осмелел, мальчик. Ну ладно, это
честнее, чем изображать неземную и вечную любовь к женщине, которую ненавидишь!
Ладно, отстаньте с вашими глупостями. Сейчас главное –
прочесть первое из оставшихся писем.
Алёна открыла файл в «Моих документах» и уже довольно споро,
почти привычно, застучала по клавишам, переводя глюки в нормальные буквы:
«Rfr e,juf b ,tlyf ,skf vjz ;bpym ght;lt! Yj ntgthm cxfcnmt
b djcnjhu? ,tls b eysybt? bcgsnfyyst PLTCM? z djcghbybvf. rfr ytrbq cehhjufn/
Bcnbyf b gjlkbyyjcnm – njkmrj NFV? yj ,tlf cjcnjbn d njv? xnj vyt yt c rtv `nbv
gjltkbnmcz? b,j d njv b `njv vbhf[ z jlbyjr/»
«Как убога и бедна была моя жизнь прежде! Но теперь счастье
и восторг, беды и уныние, испытанные ЗДЕСЬ, я воспринимаю как некий суррогат.
Истина и подлинность – только ТАМ, но беда состоит в том, что мне не с кем этим
поделиться, ибо в том и этом мирах я одинок».
Что-то новенькое… Миры? Какие еще миры? Параллельные?
Перпендикулярные? Может, дальше станет понятнее?
«Нет, не так. ТАМ я встречаю иногда других людей, однако они
глубоко чужды мне, и порою невозможно понять, как, каким образом заслужили они
честь перейти порог обыденного бытия и вступить в светлую область идеала. С
другой стороны, ЗДЕСЬ, в этом чудовищном нагромождении пороков, грехов и
нелепостей, которое тупицы и невежды называет реальностью, порою мелькают мимо
меня существа, при виде которых у меня заходится сердце и так хочется схватить
их за руку, остановить.
Эти редкие искорки ПОДЛИННОСТИ, которые я встречаю здесь,
они ведь даже не подозревают о том, что живут чужими жизнями, что душа их
стремится в абсолютно другой мир, что они несчастны именно потому, что не могут
найти туда дорогу. И в то же время, сколько народу толчется пред его святыми
вратами! Воистину: много званых, да мало избранных! С помощью всех знаний,
которые были мне даны, я пытаюсь изгнать из чудесной страны тех, кому там не
место, для кого это губительно. Я гоню прочь тех, кто ложью, или подлостью, или
слабостью пытается прорваться туда, где ждут других, других! И как же трудно
было мне отыскивать этих других в серой мгле их проклятой РЕАЛЬНОСТИ! Иногда чудилось
– вот сверкнуло предо мной в толпе лицо, которое принадлежит моему миру, но это
лишь призрачная оболочка, а на самом деле человек всецело подчинен гнусной
РЕАЛЬНОСТИ, даже не подозревая, что должен расторгнуть с ней все связи, и чем
скорее, тем лучше…
Алёна, для тебя решиться уйти со мной не сложнее, чем
перейти улицу на красный свет: вроде бы опасно, но надо только выждать миг…
Напрасно я тебе позвонил во время передачи, вот что! Это
тебя окончательно запутало. Теперь ты не сможешь увидеть очевидного! Ты
складываешь два и два, но получаешь пять.
Боже мой, как ты слепа. Ведь шифр, избранный мною,
удивительно прост, ты и сама не раз им пользовалась, возможно, даже не отдавая
себе в этом отчета. И презираю тебя за недогадливость, и жалею, и радуюсь. Мне
иногда просто нестерпимо молчать. И боюсь: а вдруг я все же не успею тебе это
рассказать? Как принято выражаться, жизнь непрестанно вносит свои коррективы.
Поэтому решено: это письмо я не запрограммирую на самоуничтожение, а в
следующем открою тебе всю историю, вернее, весь (да, это слово гораздо ближе
тебе!) весь сюжет этого гениального преступления. Впрочем, может быть, ты
догадаешься раньше?..
Как бы я этого хотел!»
Алёна сидела неподвижно, вглядываясь в текст и потирая
онемевшие пальцы.
Вдруг стало холодно. Жар работы, жар ожидания открытия уступил
место дрожи. Да уж, открытие оказалось просто-таки леденящим…
Она взяла со спинки кресла большую серую шаль и закуталась в
нее чуть ли не с головой.
Так вот оно что…
Так вот оно что!
Понятно, теперь понятно… не всё, конечно, но очень многое.
Странно: стоит только допустить, что это ОН, ввести в уравнение эту неизвестную
прежде величину, и всё моментально становится на свои места! ОН прав, конечно:
можно было и раньше догадаться. Подсказок ей давалось – хоть пруд пруди.
Догадаться надо было, когда ты первый раз увидела этот
телефон на дисплее мобильника. Вернее, когда по номеру, который ты видела на
дисплее мобильника, ответил Влад!
Надо было. Но не догадалась. Просто забыла об этом…
память-то девичья!
Тогда забыла, а теперь вспомнила.
Ох, детективщица ты, детективщица, бедный, забывчивый,
недогадливый «Достоевский»… Понадобилось просто-таки носом ткнуть тебя в
очевидное, чтобы ты поняла, с какой стороны дует этот леденящий ветер, понять,
что прав горемыка Простилкин: Лечили рабов – врачи болели .
Врачи болели! В этом-то всё и дело!
Кстати, о Простилкине. Надо немедленно спуститься на первый
этаж, в Капину квартиру, и сказать Косте, что она прочла его записку, разгадала
код и вообще… многое разгадала! Наверное, почти всё.
