Конституционная монархия представляет собой такую форму правления, которая обеспечивает скорее не консерватизм, как считает ряд политиков и историков, а законность, легитимность. Лишь монарх может представлять весь народ, являясь символом нации. Это главная функция монархии, её оправдание и обоснование.
Конституционная монархия, как институт, олицетворяющий стабильность формы правления, с одной стороны, может способствовать проведению радикальных изменений, если они необходимы, и с другой стороны, быть буфером для возможных потрясений и разочарований. Так, несмотря на неудачи многих послевоенных британских правительств, престиж монархии всё равно оставался на высоком уровне, являясь неким амортизатором для политической системы от последствий этих неудач.
Мнение общественности может сильно расходиться в отношении политической преемственности в Британии: более прогрессивные и непримиримые британцы скажут, что монархия себя давно изжила, что стране нужна республиканская форма правления, институт монархии необходимо упразднить, а монарха содержать слишком дорого; другие же обратят своё внимание на непоколебимость многовековых устоев, традиций, передающихся из поколения в поколение, чувство защищённости и особенную магию понятия «королевский».
Если вновь обратиться к цифрам, представленным официальной организацией по социологическим опросам MORI, картина существования республиканизма в Британии будет следующей: в XXI веке в пользу монархии в целом выступают 80 % британцев
[287]; в 2005 году во время свадьбы Камиллы и Чарльза популярность монархии упала, её поддерживало 65 % опрошенных, а 22 % выразили симпатии республике
[288]; в 2009 году 76 % людей сказали, что хотели бы сохранить монархию после смерти королевы, и лишь 18 % были за республику, 6 % воздержались от ответа
[289]; в феврале 2011 года 13 % британцев сказали, что существование монархии закончится, если после Елизаветы II следующим королём будет её старший сын, принц Чарльз
[290]. И, наконец, опрос 2012 года, во время празднования бриллиантового юбилея царствования королевы, показал что из 1006 опрошенных в пользу монархии выступает 80 %, и лишь 13 % в пользу республики
[291].
Таким образом, отрицать существование республиканизма в Соединённом Королевстве нельзя, но пока монархии он серьёзно не угрожает. Вместе с тем, нельзя быть уверенными в том, что после смены Елизаветы непопулярным Чарльзом мнение британцев не изменится на противоположное.
Показательными в этом плане стали события осени 2014 года в связи с прошедшим референдумом по вопросу независимости Шотландии, когда в Великобритании развернулась широкая дискуссия вокруг возможных последствий этого судьбоносного для шотландцев события, которое могло привести к серьёзным потрясениям всей британской политической системы. Решение о выходе Шотландии из Соединённого Королевства привело бы, по словам Богданора, к «масштабному конституционному кризису», вызвав не только распад Королевства, но также смену лидеров ведущих британских партий, существенное укрепление Партии независимости Соединённого Королевства, а также внеочередные всеобщие выборы, которые, по всей вероятности, привели бы к неминуемому провалу тори
[292]. Кроме того, как подчёркивал Громыко Ал. А., отделение самого крупного региона нанесло бы огромный ущерб репутации Великобритании, и привело к дестабилизации фунта стерлингов и ослаблению Соединённого Королевства как одного из ведущих и влиятельных государств мира
[293]. Тогда обозначившийся перевес сторонников независимости над их противниками привёл к настоящей панике на Уайтхолле, вызвав предложение склонить Елизавету к поддержке англо-шотландского союза 1707 года, ведь негативный для сторонников его сохранения итог голосования имел бы последствия и для конституционного статуса королевы в качестве главы шотландского государства. Так, в частности, ряд влиятельных лиц шотландского правительства, в том числе министр юстиции заявили о неизбежном пересмотре статуса королевской семьи, в том случае, если бы Шотландия стала независимой. Эту позицию поддерживали и многие члены Шотландской национальной партии (ШНП), а также социалисты и «зелёные».
О проведении референдума по вопросу целесообразности перехода к республиканской форме правления говорилось ещё в проекте конституции будущей независимой Шотландии, обнародованном в 2002 году
[294]. И хотя пятью годами позже в другом документе ШНП содержалось обещание сохранить Елизавету II в качестве главы независимой Шотландии (это же обещание было повторено накануне референдума лидером националистов и первым министром Шотландии Алексом Сэлмондом), вышеуказанное положение в проекте конституции никто не дезавуировал. За несколько месяцев до референдума инициативная группа «Республика» уже проводила заседания, на которых разрабатывалась стратегия перехода Шотландии от монархии к республике.
Об остроте сложившейся в стране ситуации свидетельствовало и то, что несмотря на первоначальный отказ Букингемского дворца от нарушения королевского нейтралитета и вмешательства королевы в происходящие события, а также заявление лидера шотландских националистов и премьера Алекса Сэлмонда
[295] о том, что Елизавета останется главой независимой Шотландии
[296], 15 сентября 2014 года – за три дня до объявленного референдума – под нажимом со стороны премьер-министра она всё же призвала шотландцев хорошо подумать, прежде чем сделать выбор в пользу независимости. И это тот случай, как подчёркивает Богданор, когда королева имеет право высказывать своё мнение, особенно, если решается судьба страны. Вместе с тем, на фоне её обычного отстранения от участия в политике, данный призыв являлся свидетельством отчаянной попытки британского руководства использовать авторитет королевы в качестве решающего аргумента в споре сторонников и противников независимости Шотландии.
