И, по иронии судьбы, именно трусость позволила твари добыть амулет, столь необходимый ее новой покровительнице. Замерев, буквально превратившись в статую, крысособака из своего убежища наблюдала за тем, как двое людей закапывают вожделенную шестеренку в землю. Хозяйка снова мысленно требовала напасть на них, но в руке у одного из дружинников был огнестрел, а у другого – меч, и тварь не решилась показываться наружу. Крысособака надеялась, что люди скоро уйдут и амулет можно будет получить без боя.
Так в итоге и вышло.
Дружинники пошли к дому, а тварь, не веря своему счастью, поползла к свежему схорону. Лохматой мордой отодвинув в сторону кирпич, она споро вырыла амулет из земли, схватила его в зубы и бросилась наутек. Люди ее все‑таки увидели, но стрелять не стали – наверное, пожалели снарядов, а, может, они у них и вовсе закончились. Как бы то ни было, даже теперь крысособака не могла расслабиться. В голове, помимо зова хозяйки, пульсировали и другие мысли – в частности, тварь боялась, что уже на подходе к дому ее подкараулит какой‑нибудь рукокрыл и, схватив добычу в лапы, унесет в свое треклятое гнездо, чтобы там сожрать.
В московской Зоне никогда нельзя расслабляться. Кем бы ты ни являлся, огромным био или крохотной крысособакой, против того же Поля Смерти все были равны.
«Иди же ко мне, моя хорошая», – пропела хозяйка в голове у твари, и та невольно перешла на бег.
Надо как можно скорей принести ей амулет! Крысособака знала, что ничего важней этого нет. И пусть в ее теле было бы с десяток пулевых дыр, а из всех ног шевелилась бы только одна задняя, она все равно продолжила бы на последнем издыхании ползти к достопамятному зданию, где с недавних пор находился ее дом.
Дом…
Как много было в этом слове!.. Раньше крысособака и ее сестрицы слонялись по Москве, будто неприкаянные, жрали, что нашли и смогли после разгрызть да проглотить. Их били, их убивали, ненавидели, пожирали самих, сырыми или жареными, в зависимости от вкусовых предпочтений. Но с появлением хозяйки все изменилось. Она направила их, показала, что стаей они могут бросить вызов любому, даже самому серьезному противнику… исключая, разве что, био.
Крысособака вздрогнула. Тварь слышала взволнованный голос хозяйки, когда она отправляла свое разношерстное воинство в атаку на громадного стального ящера. Слышала, с каким отчаянием кричала их покровительница, призывая продолжить бой… и с каким разочарованием и неохотой командовала отступление. Многие полегли в том сражении, многих сожрал вечно голодный био, но ни у кого из мутантов не возникло желание ополчиться против их мудрой предводительницы. Твари ценили ее, даже любили, ведь она первая додумалась приласкать их и сказать, что вместе они способны на многое. Что они не просто отбросы природы, а сама природа, ее финальное воплощение, новый виток эволюции…
«Где ты, милая?» – снова раздался в голове заботливый голос.
Крысособака достигла здания и, воровато озираясь по сторонам, вдоль стеночки устремилась к зияющему дверному проему, ведущему внутрь. Путешествие ее практически подошло к концу, дело осталось за малым – отдать шестеренку хозяйке и получить вожделенный кусок мяса. Крысособака весьма проголодалась за время блуждания по Тушино, шутка ли – она шла обратно практически всю ночь, с полуночи до рассвета, и едва ли не валилась с ног.
Хозяйка сидела на подоконнике. Она забралась на него с ногами и вытянула их перед собой, а руки уложила на колени. На вновь прибывшую хозяйка не смотрела. Все ее внимание было сосредоточено на небе и круглой луне, бледным светом освещающей грешную московскую землю.
Впрочем, тварь давно привыкла, что хозяйке не надо глазеть на своих подопечных. Ее чудесный дар позволял ей контролировать их, даже находясь на почтительном расстоянии.
Перейдя на шаг, тварь подошла к окну и, опершись передними лапами на стену, положила амулет‑шестеренку хозяйке на колени. Изуродованная рука тут же скользнула вниз и сжала трофей в ладони.
– Ты справилась, – сказала покровительница. – Умница. Я верила в тебя.
При этом она не шевелила губами – в этом так же не было нужды, ведь все слова звучали прямо у твари в черепушке.
Крысособака уложила голову хозяйке на колени, выклянчивая ласку, и женщина не поскупилась: правая рука заскользила вдоль хребта, проступающего через тонкую шкуру, покрытую струпьями и пятнами. У крысособаки от счастья задрожали задние лапы, и она едва не шлепнулась на пол. Хозяйка, почувствовав, как тварь пошатнулась, наконец‑то повернула голову и посмотрела на нее сверху вниз. Луна на миг осветила профиль Природы. Складывалось впечатление, что некогда женщина была прекрасна, но сама она помнила себя только такой: с лицом, покрытым многочисленными шрамами от порезов и ожогами, с редкими темными волосами, торчащими клочками то тут, то там. Без проседи тоже не обошлось, а на левом глазу обосновалось бельмо, но на фоне остальных приобретенных изъянов эти казались сущими мелочами.
– Ничего, милая моя, – не разлепляя губ, мысленно сказала девушка. – Скоро весь мир будет у наших ног. Мы задавим их числом и позволим природе вновь править здесь всем. Все это… – Она махнула левой рукой, на которой не доставало мизинца и безымянного пальца, в сторону мрачного опустевшего города за окном. – Все это случилось потому, что мир слишком уповал на… механизмы. Люди возомнили себя слишком умными и забыли, что их породила природа…
Черты изуродованного лица ужесточились.
– И теперь она же их и убьет.
Крысособака запрокинула голову и, зажмурившись, принялась выть, а незнакомка смотрела в окно – в ту сторону, где находился дом племени ненавистных Детей Механизмов.
«Они все должны умереть – за то, что отреклись от своего естества.
За то, что предали Природу».
Девушка сжала в руках шестеренку, а потом в сердцах швырнула ее в стену.
* * *
– Красное поле впереди, Игорь, – сказал Мрак.
– А за ним и Желтое, похоже, – прищурившись, добавил Богдан. – Видишь, на желтый туман похоже?
Игорь видел и то, и другое, и третье тоже – черное, будто пойманная под прозрачный колпак ночь. Между полями пролегала неширокая тропка, на которой даже двое всадников не разъехались бы при всем желании. Если дружинники хотели добраться до треклятого склада, им надлежало перестроиться в шеренгу по одному и медленно двигаться меж сверкающих и переливающихся разноцветных границ. По крайней мере, так утверждал пленный Третьяк.
Игорь оглянулся на маркитантского прихвостня. Бугай с задумчивым видом разглядывал скопище Полей Смерти. Выглядел он при этом крайне глупо – впрочем, так всегда бывает, когда недалекий пытается изобразить сосредоточенность.
Новоиспеченный десятник тут же вспомнил, с чего началось сегодняшнее утро.
– Эй, – сказал Игорь, ткнув спящего мерзавца носком сапога в бок. – Давай, поднимайся.
Третьяк заворочался, приоткрыл один глаз и сонно уставился на дружинника.
