– Ну, положим, я уже неплохо хожу, – сказал Громобой.
Дабы не выглядеть голословным, он оттолкнулся от подоконника и спокойно подошел к собеседнику, слегка опешившему от такой прыти кумира.
– Вы… вы правда ходите! – восхищенно пробормотал дикарь.
– Ну так а я тебе о чем? – самоуверенно усмехнулся нейромант.
По правде говоря, коленки его подрагивали от напряжения, к которому он еще до конца не привык, но разве стоило из‑за этого оставаться в доме племени? Громобою было не по себе от этих вечных заискиваний Рупора и подобострастных взглядов остальных, молчаливых и, как будто, блаженных, дикарей. Бородач просто не знал, как к ним относиться. Они вели себя, как верные последователи, но нейромант резонно побаивался, что его могут зарезать, пока он будет спать – просто так, из лучших побуждений, чтобы «Великий Механик» поскорей отправился на поиски более подходящей оболочки. Громобой готов был спорить, что Дети Механизмов нисколько не расстроятся, если его очередное пришествие не случится и в течение следующих ста лет. В том‑то и состояло коварство слепого фанатизма – идолопоклонник всегда найдет оправдание действиям (или бездействию) своего кумира.
«Чего стоит только их готовность нырнуть в пасть к Щелкуну!..»
– И что же за путешествие тебе предстоит, о Великий? – спросил Рупор, отвлекая Громобоя от мыслей.
– Ну я ведь говорил тебе – мне надо как‑то усмирить Природу, – со вздохом напомнил бородач.
– Ты хочешь от нее избавиться, верно? – Глаза Рупора загорелись. – Хочешь убить Природу?
– Нечто вроде того, – смущенный столь прямым вопросом, уклончиво ответил нейромант.
– Но тебе не справиться одному, о Великий!
– А я и не один иду, – сказал бородач, мотнув головой в сторону окна, за которым пасся Щелкун.
– А, так ты пойдешь с аватаром? – догадался Рупор.
– Верно подмечено. С ним. А еще мне надо, чтобы вы вернули мне мои пистоли. Они ведь у вас?
– Да, Великий, – к облегчению нейроманта подтвердил Голос Племени. – Мы спрятали их и надежно храним. Велишь их принести?
– Разумеется, – кивнул Громобой. – Мне пора собираться в путь.
Рупор кивнул и уже собирался уйти, однако остановился на самом пороге.
– Честно говоря, Великий, – тихо сказал он, – я подозревал, что ты нас покинешь. Мы все прекрасно понимаем, кем являемся. Крохотные жалкие шестеренки в огромном механизме Упорядоченного…
«Чем дольше с ним общаюсь, – подумал Громобой, хмуро глядя на собеседника, – тем больше убеждаюсь, что не зря отрекся от этой дурацкой веры в Великого Механика, управляющего нашей Вселенной!»
– …И я крайне счастлив, что твое пришествие случилось именно в мой век, – продолжал распаляться Рупор. – О большем ни один верующий и мечтать не может. И даже если сейчас твоя оболочка не справится, и ты снова покинешь нас, не мы, так наши потомки дождемся упорядочения этого мира.
«У христиан в таком случае принято говорить: “Аминь!”…»
– Так все и будет, – веско сказал Громобой первое, что пришло на ум.
Голос Племени удивленно захлопал глазами, не понимая, что имел в виду Великий Механик, однако бородач не дал ему много времени на размышления.
– Неси пистоли, Рупор. И мой плащ. Его вы, надеюсь, тоже храните, как зеницу ока?
– Мы храним все, что хоть как‑то связано с тобой, о Великий, – с поклоном сообщил Голос Племени.
– В таком случае подайте все это немедленно.
– Как скажешь, о Великий. Желаешь также пообедать?
Травяная похлебка сама по себе уже порядком осточертела Громобою, но теперь в нее щедро подкладывали мяса, и потому нейромант кивнул:
– Желаю. С радостью съем миску вашего варева, так что тащите.
Рупор просиял и, сказав, что скоро будет, скрылся в коридоре. Некоторое время бородач слышал его удаляющиеся шаги, а потом все смолкло.
Нейромант снова подошел к подоконнику и уставился в окно на Щелкуна. Даже с такого расстояния было видно, что броня стального ящера немало пострадала во вчерашнем бою.
«Удивительно, – думал Громобой, рассматривая своего «питомца». – Разве мог я прежде помыслить, что несколько диких туров и крысособак смогут помять металлический панцирь био?»
Но слаженность сыграла свою роль. Тем и пугала нейроманта эта таинственная Природа: он даже близко не представлял, насколько она сильна. Что, если она способна направить против них не пять туров, а, скажем, полсотни? Да, половина, вероятно, погибнет, но другая может завалить «Рекса», а это уже весомая заявка на победу в неравном бою.
И потому Громобою кровь из носа необходимо было встретиться с Природой раньше, чем она сама станет искать встречи с ним. Раньше, чем она призовет под свои знамена новых мутов и втемяшит в их тупоумные головы одну‑единственную мысль: «Вы должны уничтожить Детей Механизмов и примкнувшего к ним “Рекса”!»
Только поэтому нейромант форсировал события. Ему бы прийти себя, научиться ходить уверенно, как прежде, а не опасаться, что каждый новый шаг обернется падением. Но судьба не дает возможности перевести дух, когда нам хочется. Даже напротив: обычно она бьет под дых как раз в тот момент, когда мы пытаемся отдышаться.
* * *
– Как думаешь, он справится?
Захар вздрогнул и медленно повернулся к Богдану. Спасенный им дружинник сидел на полу, обняв руками колени, и смотрел на бывшего десятника снизу вверх.
– Должен, – сказал Захар. – Хотя сама мысль о том, что ему предстоит красть у Кремля, меня угнетает.
– Ну так он же не по своей воле… – заметил усач. – По принуждению же, ради спасения отряда!
– А от этого разве легче? – невесело хмыкнул бывший десятник. – Раз им та вещь нужна так сильно, значит, и Кремлю бы она сгодилась?
– Интересно, о чем идет речь? – озадаченно пробормотал Никола, сидящий рядом с Богданом.
– А я вот, например, до сих пор не понимаю, почему они выбрали именно его, – нервно усмехнувшись, произнес Мрак. – Просто потому, что он когда‑то перебежал дорогу тому здоровяку, Вадиму?
– А чем плох такой выбор? – нахмурившись, спросил бывший десятник.
– Да тем, что Игорь еще молодой совсем, ему двадцати даже нет, – охотно объяснил смуглый разведчик. – А если что‑то пойдет не так, разве сориентируется он лучше меня? А в Кремле? Не знаю, что ему надо оттуда выкрасть, но, думаю, у меня было бы больше шансов это провернуть…
– То есть ты хочешь сказать, что ты воруешь лучше, чем мой побратим? – вдруг спросил Захар.
Все уставились на бывшего десятника. Казалось бы, только что он стоял к ним спиной и через приоткрытое смотровое окошко наблюдал за коридором – и вдруг уже повернут лицом и хмуро взирает на собеседника сверху вниз. Ладони сжаты в кулаки, а дыхание частое, как будто вот‑вот врежет.
