Они пошли в соседний дом, где располагалась общая трапезная. Там собралось чуть больше народу, чем было на молитве. Федор объяснил, что не обязательно всем молиться в одном месте, молитва может быть услышана и в лесу, и в поле, и в пещере, и, конечно, дома.
– И на воде Бог нас услышит, и даже под водой. Была бы только в человеке вера.
Они с Василисой сидели за отдельным столиком. И Василиса с удивлением отметила, что и порции у них куда больше, чем у остальных. И выглядела их еда куда лучше, чем то месиво, которое лежало в тарелках у остальных. Если Василисе и Федору к серым разварившимся зернам какой-то крупы добавили еще по солидному половнику густой овощной подливки, то остальным овощей досталось не больше ложки. Да и самой каши вряд ли могло хватить, чтобы насытиться.
– Почему такой скудный рацион?
– Пост.
– А в другие дни едите сытнее?
Федор ничего не ответил. Но Василиса и сама понимала, что такой худосочности и бледности, которой отличались здешние обитатели, коротким постом не добьешься. Тут нужно постоянно голодать год, а то и несколько. Но она не стала расспрашивать, а вместо этого принялась вертеть головой по сторонам.
Трапезная не сильно отличалась от избы, где уже довелось побывать Василисе. Та же грубая мебель, сколоченная не очень-то умелыми руками. Те же низкие потолки и шероховатые, плохо обработанные стены из бревен. Те же крохотные окошки, тут явно экономили на всем, включая и солнечный свет, и стекло. Сказать честно, Василисе и тут не понравилось. Малочаевка показалась ей совсем не тем местом, куда бы стоило стремиться. И если правда, что в свое время бабушка была вынуждена его оставить, Василиса могла за нее лишь порадоваться.
На сладкое всем дали по мисочке чего-то непонятного, бурая масса напоминала клейстер. Но если Василиса лишь осторожно принюхалась, то остальные поглотили свои порции с нескрываемой жадностью.
– Ешь.
– А что тут?
– Лесной мед, поджаренные орешки, мука. Все экологически чистое и потому полезное.
Но то ли мед был слишком уж лесным, то ли орешки передержали на огне, то ли в муке было слишком много отрубей, которые хотя и очень полезны для здоровья, но на вкус, прямо скажем, не ахти, Василиса съела совсем капельку и поняла, что больше к этому лакомству не притронется. Гадость какая-то!
Федор снова куда-то отошел. А Василиса внезапно услышала тихий шепот:
– Ты не будешь есть сладкое?
Она увидела худенькую девчушку лет семнадцати-восемнадцати на вид. Та с вожделением смотрела на почти нетронутую порцию десерта, которая стояла перед Василисой.
– Нет. А ты хочешь?
Девушка закивала.
– Угощайся.
Схватив лакомство, девушка принялась поглощать его с такой же жадностью, как и остальные. При этом она так торопилась впихнуть в себя всю порцию разом, что чуть не подавилась. Василисе пришлось похлопать ее по спине.
– Осторожней.
Девчушка огляделась по сторонам, потом поманила Василису к себе и прошептала ей в самое ухо:
– Беги отсюда.
– Что? – вздрогнула Василиса. – Почему?
– Не могу сейчас говорить, – опустив голову, пробормотала девушка. – Приходи ночью к молельне, я тебе все расскажу.
Разговор был совсем коротким, но и он не укрылся от взгляда одного из крепких молодых людей, которые кадили во время богослужения синим дымом со странным запахом, который Василиса так пока и не смогла идентифицировать ни с одним из известных ей ароматов. Сейчас один из кадильщиков стоял у входа, бдительно приглядывая за ужинающими. И с неудовольствием проводил взглядом девушку, слопавшую на его глазах чужую порцию сладкого, да еще осмелившуюся нарушить приказ и заговорить с новенькой.
Вскоре вернулся Федор.
– Прохор Кузьмич готов тебя принять.
– Отлично, – поднялась Василиса со своего места.
Она и впрямь ощутила прилив сил и бодрости. Как ни плох был ужин, а и он на что-нибудь да сгодился. И вообще, чем скорее они покончат с этим делом, тем лучше. Василиса выполнит поручение бабушки и свалит из этого гнусного места.
И еще одна мысль никак не давала девушке покоя.
– Федор, – робко обратилась она к своему спутнику. – А нельзя ли послать людей на поиски Игната Федоровича?
Тот взглянул на Василису, словно не понимал, чего она от него хочет.
– Бандиты напали на машину, на которой мы ехали, меня похитили, а судьба Игната Федоровича – водителя – неизвестна. И меня это тревожит.
– Скорей всего, он уже мертв.
Как равнодушно и холодно он это произнес! Понятно, Игнат Федорович был для здешних обитателей чужаком. Но Василиса не могла оставаться равнодушной.
И она жарко заспорила:
– А вдруг нет? Вдруг ему удалось выжить? Надо выяснить, что с ним.
– Ладно, – нехотя произнес Федор. – Если для тебя это так важно, завтра я разберусь с этим делом.
– Правда? Вот спасибо тебе!
– Но предупреждаю, что новости могут быть дурными.
– Все равно! Лучше самая горькая правда, чем сладкая ложь. Бабушка всегда так говорила, и я с ней согласна.
Федор ничего не ответил. Он торопился доставить Василису к Прохору Кузьмичу. А Василиса, растерянная и не вполне понимающая, что происходит, шла за ним следом.
Вот же придумала ей бабушка приключения на голову!
Глава 11
Далеко идти не пришлось. Все дома в поселке были расположены друг подле друга, словно люди, напуганные обступавшим их со всех сторон лесом, инстинктивно жались поближе друг к другу. Очередные низенькие двери, в которые можно было войти, лишь поклонившись чуть ли не в пояс хозяевам. И они оказались в жарко натопленной комнатке, где было душно до такой степени, что Василиса даже закашлялась. Тут пахло совсем неприятно, старым человеческим телом, болезнью и еще чем-то противным. Будь воля Василисы, она бы бежала отсюда куда подальше и как можно быстрей. Но куда бежать? Вокруг лес. Дороги она не знает. Да и не может она убежать, здесь у нее дело.
– Он там, – кивнул головой Федор куда-то в глубь избы. – Иди к нему. Он тебя ждет.
И вышел. Наверное, тоже не очень-то хотел нюхать тот запах, которым была заполнена изба. А вот Василисе пришлось остаться. Что же, чем скорей она выполнит свое поручение, тем скорей сможет глотнуть свежего воздуха.
– Прохор Кузьмич? – шагнула она к кровати, на которой что-то лежало.
– Подойди сюда, девочка.
Голос шел совсем не с кровати, а из другого конца комнаты. То, что Василиса приняла за очертания человеческого тела, оказалось скомканным одеялом. Сам хозяин комнаты сидел в высоком кресле с очень прямой спинкой. Ноги его упирались в жаровню с углями, от которой по дому и распространялся этот едкий запах.
