Слова льются, обволакивают, прилипают. Я снова, как и при первой встрече, испытываю жгучее желание стряхнуть или смыть их с кожи.
– Но я просил бы подписать кое-какие бумаги… Знаете, должность обязывает… Я обязан перечислить вам определенную сумму за работу, нужна ваша подпись, чтобы потом не было претензий… Нет-нет, я не боюсь, что возникнут какие-то недоразумения, но все же… – Каждое предложение он заканчивает быстрым полувопросительным взглядом из-под кустистых бровей.
Меня коробит и от его приниженного тона, и такого же взгляда, я готова скорей подписать что угодно, даже смертный приговор самой себе, только бы избавиться от этого слизняка!
– Давайте, я подпишу.
– Позвольте вас попросить зайти к моему секретарю, у Камалы все готово, осталась только ваша подпись… Пожалуйста.
– Хорошо, я сейчас зайду.
А он снова опускает глаза вниз и, уже не глядя на меня заискивающе, вдруг произносит достаточно жестким тоном:
– Позвольте дать вам нескромный совет… Не сочтите это наглостью, но не вмешивайтесь не в свои дела. А еще лучше возвращайтесь в Англию. Простите, если это покажется невежливым…
Я коротко бросаю:
– Спасибо за совет, – и спешу прочь.
Будет он мне еще советы давать! Кажется, я понимаю, о чем говорит этот урод – о нашей с Сингхом дружбе. О ней, похоже, болтает вся студия. Но если пропуск не отберут, я буду навещать Раджива, даже когда все закончится. Приходить и демонстративно ворковать с ним во время перерывов.
Я прекрасно понимаю, что ничего этого делать не буду, потому что у меня собственные дела, закончив которые я немедленно вернусь в Лондон. Две недели пролетели незаметно, а результатов никаких – ни убийцу Сатри, ни алмаз я не нашла, зря на меня возлагали такие надежды Элизабет Форсайт и Эдвард Ричардсон.
Камала, секретарь Ваданта, действительно подготовила документ о расторжении договора. В нем ничего опасного нет, во всяком случае, на первый взгляд. Я соглашаюсь с тем, что больше не исполняю обязанности помощника продюсера, и получаю оплату на свой счет, открытый в «Банк оф Махараштра». Не самый крупный банк, конечно, но патриотично.
С милой улыбкой Камала вручает мне карточку, с помощью которой я могу снять деньги, и предупреждает, что счет в рупиях. Знаком показывает, чтобы посмотрела на сумму, обозначенную на предпоследней странице договора. «Пайнвуд» в лице Престона и Ваданта слишком щедр даже по английским меркам. За мой «напряженный» труд на ниве Болливуда мне заплатили половину стоимости бутылки коллекционного «Макаллана». Это полмиллиона рупий! Роскошные отступные, чтобы больше не путалась под ногами. Престону не жалко – платит студия. Ясно, я его больше не интересую, яда в «Макаллан» ему не нужно, а свои обязательства перед Элизабет Форсайт он выполнил.
Это означает, что я должна сдать свой номер, если, конечно, не пожелаю оплачивать его и дальше из собственного кармана. Номер «люкс» с видом на залив в «Оберое» для меня откровенное излишество, я в Индии непонятно в каком статусе, вернее, уже завтра буду совершенно свободна, как мечтала в первый день пребывания в Агре.
Но меня все еще волнует невозможность найти хоть какую-то зацепку в гибели Сатри. Может, попросить Шандара, чтобы еще раз сводил к Чопре?
Я прошу у Камалы порекомендовать мне какой-нибудь приличный отель без излишеств, но чтобы и трущоб вокруг тоже не было. В результате оказываюсь перед симпатичным светло-желтым зданием с небольшими балкончиками (ни единого ржавого потека!) отеля «Гранд-резиденси» на углу 29-й и 24-й улиц в районе Бандра Запад в окружении зелени. Мне нравится…
Внутри почти японский минимализм, позволяющий отдохнуть от кричащих ярких цветов улиц, вежливый персонал и отличные двухкомнатные номера со спальней и кухней-гостиной. Для меня наличие кухоньки очень важно – соскучилась по еде из пакетов. Кухня, кстати, больше моей собственной и оборудована не хуже.
Немного дороговато – по 80 фунтов за ночь, но щедрый подарок «Пайнвуда» позволит мне здесь жить.
В отеле обнаруживается неплохой тренажерный зал, где я зависаю надолго. В зале пусто, только в углу старательно пыхтит полный индиец, пытаясь делать подъемы корпуса из положения лежа, но ему нет дела до моей закрытой футболки, мокрой от пота. Красота! Из-за отсутствия нормальных тренировок в последние дни я чувствовала себя отвратительно. Теперь все в порядке.
Конечно, было бы совсем неплохо пожить в свое удовольствие в этом отеле, но я и без того слишком долго этим занимаюсь – живу в свое удовольствие. То, что меня никто не беспокоит, не означает, что мне нечего делать. Едва ли я узнаю в Мумбаи еще что-то новое, кажется, стоит слетать в Агру. Я теперь человек от служебных обязанностей помощника продюсера свободный, могу себе позволить этакое разнообразие.
Во второй половине дня звонит Раджив и сообщает, что ему придется задержаться на несколько дней, чтобы объяснить свою концепцию руководству и показать некоторые снятые кадры. Это укрепляет меня в решении слетать в Агру. На вопрос, не передавал ли мне чего-то Престон, Сингх удивленно переспрашивает:
– Престон?
Это означает, что Престон забыл обо мне. Ну, и ладно.
Внезапно мне приходит в голову взять с собой Джаю. И девчонке будет интересно, и мне помощь в общении с теми, кто не знает английского. Джая предложению рада и сообщает, что есть поезд, который отправляется через три часа.
– Там хорошие вагоны, даже имеются очень хорошие.
Я, конечно, помню реакцию Престона на предложение Ваданта отправиться в Агру на поезде, но решаюсь:
– Поехали поездом.
После путешествия с Радживом мне ничего не страшно. Кому я должна сообщить о своем отсутствии? Получается – никому. Ну, и ладно, так даже лучше.
Мы берем билеты в самые хорошие вагоны. Уже на платформе в ожидании поезда я понимаю, почему Престон так возмущался. Поезд опаздывает на двадцать минут. Джая объясняет, что это вообще не опоздание. Я не понимаю, ведь это конечная, вернее, начальная станция?
– Ну и что? Ты куда-то торопишься?
– Конечно, Джая. Мы постоим там, постоим тут, задержимся несколько раз, и от целого дня ничего не останется.
Следует философское возражение:
– Завтра будет другой день.
Я даже не знаю, чего здесь больше – индуистской уверенности в бесконечности жизни или юношеской – в том, что все впереди. Наверное, поровну. В двенадцать лет и впрямь жизнь кажется бесконечной даже без всякой иной философии. В тридцать уже не кажется, потому что ты вдруг понимаешь, что больше трети уже прожито.
Если местные аэропорты Индии потрясают приезжих своей безалаберностью, то поезда просто шокируют. Кивая на пассажиров, расположившихся прямо на полу, Джая предупреждает, что при посадке стоит поторопиться, чтобы занять места. Я не понимаю:
– У нас же есть билеты.
