Джая подтверждает:
– Джехангир сын Акбара и Джодхи, которая была раджпуткой. – Мимика и жестикуляция Джаи столь выразительны, что я поняла бы ее даже на хинди. – Значит, Джехангир наполовину раджпут. У него было несколько жен – раджпутских принцесс, и мать Шах-Джехана тоже. Да, – настойчиво повторяет Джая, хотя я совсем не возражаю, чтобы мать Шах-Джехана оказалась даже китаянкой или саамкой, – Билкис-Макани раджпутская принцесса. Да, она внучка великого раджпутского полководца Ман Сингха. Шах-Джехан на три четверти раджпут. А вот ваша любимая Мумтаз персиянка и испортила всю кровь, после нее сплошное безобразие!
Что-то здесь не так, похоже, у Джаи неоднозначное отношение к прекрасной Мумтаз, в память которой построен Тадж-Махал. Но меня это волнует мало. Честно говоря, куда больше наличие или отсутствие тараканов в купе. Чужая история…
Но это не так. Прислушавшись к себе, я вдруг понимаю, что мое «чужое» сердце задевает нелестный отзыв Джаи о Мумтаз. С чего бы, неужели потому, что я видела отснятый Радживом материал фильма о Мумтаз? Какое дело лондонскому булыжнику в моей груди до далекой индийской Мумтаз, жившей четыре сотни лет назад?
– Но Мумтаз, кажется, искренне любила своего мужа и детей тоже…
– А кого ей еще любить? К тому же это Джехан! – фыркнув, отвечает Джая.
Мне с трудом удается сдержать улыбку, кажется, я поняла причину горячности девочки – Джая ассоциирует Джехана с Радживом, а Алисию с Мумтаз и не может простить красавцу Сингху его экранной любви к заокеанской актрисе Хилл. Исторические, киношные и современные реалии тесно переплелись в этом праведном гневе Джаи Ратхор. Пожалуй, спор ни к чему хорошему не приведет, и я пытаюсь перевести разговор на то, что еще видно за окном.
О себе девочка так и не рассказала.
Шандар не нашел нужным объяснить, кто она. На студии же, когда я пристала к ней слишком цепко, заставив объяснить, почему она так хорошо знакома с продукцией Болливуда, Джая объяснила, что часто бывает рассказчицей, потому ее и любят в трущобах.
– Кем? – переспросила я.
– Рассказчик – это тот, кто ходит в кино, запоминает все, что увидел, и потом пересказывает другим, у кого нет денег на билет. Я часто рассказываю фильмы и книги.
– А ты где все это узнаешь?
Она недоуменно пожимает плечами:
– Смотрю и читаю, где же еще?
Все верно, где еще?
Джая по-прежнему остается для меня загадкой. Она свободно говорит по-английски, правда, с сильным акцентом, но акцент фальшивый – увлекшись, Джая про него забывает. Знает французский, хотя и не так хорошо. Знает имена не только актеров и актрис Болливуда, что было бы неудивительно, но и имена писателей и поэтов, причем не только индийских.
Ей знакомы Киплинг и Шекспир (что она усвоила из творчества великого англичанина, неизвестно), и даже стихи Салмана Рушди. Я давно поняла, что она родилась и выросла не в Сакинке или подобном месте, а горделивые слова о царской принадлежности рода Ратхор это подтверждают.
Но девочка категорически не желает говорить о себе, а если я пытаюсь расспрашивать, ловко переводит разговор на другое.
Она ершистая и решительная. Однажды, заметив, что какой-то мальчишка что-то отобрал у младшего, Джая, раньше чем я успела отреагировать, дала обидчику несколько решительных оплеух. А после, довольная собой, махнула рукой и сказала мне:
– Пойдем.
– Где это ты научилась драться? – спросила я.
– В Дхарави.
Но я-то догадалась, что она врет.
Джая удивительная девчонка – для меня она символ современной Индии. Свободно пользуется айфоном и лэптопом, говорит на двух европейских языках и знает европейские реалии. Но я видела, как истово она подносит дары изображению слоноликого бога Ганеши и почитает предка Ратхоров Раму. Джая свободно пользуется вилкой и столовым ножом, но так же легко может есть кусочком лепешки чапати или вообще пальцами. Ее не смущает роскошь любых апартаментов и грязь любых трущоб. В этой двенадцатилетней девчонке легко соседствуют европейские знания и мудрость веков ее народа, взрослая опытность и детская непосредственность, спокойствие индусов и взрывной характер современного человека. Латинский шрифт и письмо деванагари, скоростной экспресс или самолет и немыслимо тарахтящие тук-туки, жизнь по правилам европейской цивилизации или согласно дхарме… – это все Джая, но это все Индия.
Индия такая же. Блеск и нищета, трехсотметровые номера отелей и тючки с тряпьем на крышах халуп для тех, кто спит прямо на улицах, блеск начищенных лобби и их кондиционированный воздух и вонь загаженных мусором улиц… Суперсовременный аэропорт соседствует со страшными трущобами, с грандиозного моста Бандра-Уорли открывается вид на иглы высоток и обтекающие их рваные крыши халуп, роскошные, украшенные стразами Сваровски машины стоят в одних пробках с едва живыми такси-«Фиатами», тук-туками и гружеными повозками с тощим индийцем в качестве тягловой силы… запах гнили и смог для всех один… и жгучее солнце тоже. Здания банков из стекла и бетона соседствуют с храмами, а культ денег спокойно уживается с миллионами (!) самых разных божеств. Многобожие, множество религий и просто верований, множество языков (пусть имеющих одну основу – санскрит), разные кухни, в которых одни не едят говядину, другие свинину, а третьи и вовсе мясо, разные обычаи… – здесь все разное, хотя из-за очень пестрой картины это замечаешь не сразу. Индия – огромный человеческий котел, и, если она существует в таком виде, значит, у человечества еще не утеряна способность договариваться и считаться друг с другом. Это хороший знак.
Чтобы понять эту страну, в ней нужно родиться. Чтобы не пытаться осуждать, нужно принять ее сердцем. К моему изумлению и, честно говоря, некоторому неудовольствию, мое сердце приняло Индию.
Я от души благодарна Элизабет Форсайт и Эдварду за такое непростое путешествие, Престону за знакомство с Радживом и Кирану за Джаю. Несмотря на полную неудачу в расследовании (надеюсь, только пока), я чувствую, что без этого опыта моя жизнь была бы ущербной. Я забыла о намерении пробыть в жаркой Индии всего две недели, меня по-прежнему коробит от грязи и вони, от беспорядка и необязательности, но я уже приняла эти реалии. Помог Раджив с нашим путешествием или мое странное сердце? А может, и то, и другое и еще Джая?..
Мы в Агре второй день. Отель, конечно, попроще, мне номер с личным видом на Тадж-Махал из ванны ни к чему. Абдул Рахани, который остался в Агре с аппаратурой и техниками, моему появлению рад и советует «Бхуми-резиденси», расположенный неподалеку от их «Тадж-плаза» и «Обероя».
В отеле все хорошо, кроме одного – покрытые известковым налетом краны в ванной давно следовало бы почистить. Насчет тараканов Джая снова авторитетно заявила, что их нет.
Я сомневаюсь, потому что за огромными застекленными стенами лобби отеля захудалый индийский двор с мусором и ставшей уже привычной неухоженностью. Но нам некогда любоваться видами из окон лобби или номера, мы мотаемся по Агре, вернее, вокруг Тадж-Махала. Меня как магнитом тянет к Западным воротам. Джая не протестует, напротив, интересуется моим самочувствием.
