По мере ее рассказа вместо ощущения святости у меня крепнет желание поскорей улететь в менее святое, но все же в более чистое. До святости мне явно далеко, да и как-то не слишком тянет ею проникнуться настолько, чтобы прожить несколько дней в городе, где крематорий прямо под открытым небом и посреди набережной.
Интересно, а нельзя ли мне переночевать в каком-то менее святом, но более цивилизованном месте, а завтра поскорей покинуть этот странный мир, отправившись туда, где смерть это навсегда, зато душ принимают каждый день? И самих лекций на тему спора души и тела тоже достаточно.
Уловив мое состояние, Амрита вздыхает:
– Я хочу, чтобы ты ничего пока не оценивала, просто замечала и запоминала. В Варанаси не бывает середины, его либо воспринимают всей душой и приезжают всякий раз, как удается, либо отторгают сразу.
Честно говоря, мне надоели рассуждения о богоизбранности Варанаси, хочется просто вымыться и обдумать все, что произошло, и сесть в самолет в направлении Европы, все равно куда.
Я обещаю, что буду фиксировать информацию, как датчик, и ничего не осуждать. Амрита вздыхает.
Мы довольно долго петляем по улицам Варанаси, пока не останавливаемся перед отелем «Ганпати Квест Хаус».
– Здесь друзья, – бросает Амрита. – И это хороший индийский отель.
Внутри обычный ресепшен недорогой гостиницы, в одежде служащих никакой экзотики, зато в оформлении… Интересная закономерность – чем более хайтечное наполнение и внутренняя отделка отеля внутри, тем ярче разряжен швейцар на входе и клерки на ресепшене, и наоборот. В строгом «Оберое» на Марина-драйв швейцар в одежде сикха, похоже у «Гранд Резиденси». Зато здесь все наоборот.
Заплатив за номер, Амрита о чем-то долго беседует со служащим и то и дело поглядывает в мою сторону, пока я сижу на ярко-красном диване. Что это? Сейчас приедет наряд полиции, и меня выведут отсюда? Неужели ради этого стоило тащить меня из Агры в Варанаси, предварительно еще и вырвав из лап фанатиков?
Наконец переговоры закончились какими-то заверениями, и мы отправились на второй этаж.
– О чем вы с ним говорили?
Амрита тихо рассмеялась:
– Мукеш никак не мог поверить, что ты не говоришь ни на одном языке, кроме английского.
– Почему же, говорю. Я владею французским…
– Нет, – махнула рукой Амрита, – для него все эти языки пустой звук. Главное, что ты не владеешь хинди, тамильским, маратхи и даже бенгали. Вот он и выяснял, что за недотепы были твои родители. Разве можно воспитывать ребенка на английском?
– Да уж, смешно, – фыркнула я.
– А разве вы, англичане, не удивляетесь, что кто-то может не знать вашего языка? Как можно не владеть английским?
– Но английский язык международный!
– Вернее, люди, на нем говорящие, живут по разным странам мира. А говорящие на хинди проживают компактно.
Отель и впрямь индийский, ну, о-очень индийский. Даже слишком. Во-первых, сплошные карминно-красный, оранжевый или желтый цвета. Немыслимо ярко раскрашено все: стены (даже наружные), двери, окна, столы, столбы… даже кафель в санузле режет глаз. Ярко-голубая фаянсовая раковина на фоне стены в мелкую желто-черную клеточку, немыслимой расцветки и рисунка покрывало на кровати, единственная лишенная цвета деталь, попавшая мне на глаза, – унитаз.
А еще рисунки, этакая настенная живопись, выполненная если не самим хозяином, то его детьми: на фоне красных стен по обе стороны от пронзительной голубой или ярко-желтой двери непропорциональные фигуры красавиц в бюстгальтерах на два размера меньше необходимых для их пышных бюстов.
У меня уже через пару минут от буйства красок рябит в глазах, но Амрите хоть бы что.
Пока я принимала душ, Амрита успела заказать в ресторане отеля еду в номер. Можно было бы выйти на террасу отеля и поесть там, но Амрита предпочла не выходить на полуденное солнце, а я не спорила.
Пока она принимала душ, я попыталась зайти в Интернет. Wi-Fi в отеле, к моему изумлению, был, и я смогла проверить почту. Вот тут меня ожидал очередной сюрприз. Вся моя жизнь с момента выставки в Букингемском дворце оказалась сплошной цепью сюрпризов. Нет, я не против подарков судьбы, но предпочла бы получать хорошие подарки.
Амрита разрешила воспользоваться ее ноутбуком, однако, уже занеся палец над значком «войти» в свою рабочую почту, я замерла. Что если Арора держит под надзором не только мой телефон, но и почтовый ящик? Я выдам свое место проживания и подставлю Амриту.
Жаль, хотелось бы написать кому-нибудь и сообщить, что потеряла карточку и не могу вылететь. Я не могла надеяться только на Амриту.
И вдруг я вспомнила, что у меня есть еще один почтовый ящик, которым я пользуюсь крайне редко. Я завела этот адрес, чтобы общаться с Джоном. С трудом вспомнив пароль, я рискнула открыть ящик. Там обнаружилась куча спама и… письмо от медсестры Яны! Все верно, они считали адрес с тех документов, которые были со мной во время трагедии, а в той визитке я не Джейн Макгрегори, а Джил Грейс, телефон и электронный адрес в той визитке тоже другой, то есть вот этот.
Как же я не сообразила раньше?
Яна написала в тот день, когда мы встретились в клинике, то есть больше десяти дней назад. Прочитав письмо, я даже рассмеялась, попади письмо мне на глаза тогда, я решила бы, что Яна спятила. Теперь же все объяснялось…
Яна рассказывала, что у доктора Викрама Ратхора, несмотря на всю его гениальность, как доктора, и человеческую ценность, творятся странные вещи. А дальше описывала, как доктор Викрам Ратхор, отправив дежурных медсестер отдыхать, лично поменял документы двух пациенток. Она даже помнила, что фамилия одной из них была такой же, как у самого Викрама. Та, которая получила документы однофамилицы Ратхора, была обречена и на следующее утро умерла. А вторую срочно выписали, хотя ей еще стоило бы подлечиться.
Яна не понимала, что произошло, зато теперь понимала я – Викрам Ратхор действительно помог Амрите исчезнуть вполне легально, под ее именем была похоронена другая. Возможно, на Рован-роуд. Если вернусь в Лондон, непременно схожу, чтобы положить цветы к такой табличке.
Из ресторана принесли чапати с овощами, курицу-тандури и какие-то сладости, я не знала, как они называются. А еще несколько плошек с соусами.
Я вдруг поняла, как голодна. С трудом дождалась, когда Амрита выйдет из душа, чтобы сесть за стол. Но когда она появилась, я замерла от восхищения – удивительно красивая женщина, пожалуй, в своих лучших чертах внешности Раджив был похож на мать.
Амрита улыбнулась:
– Ешь, зачем ты меня ждешь?
Я уже научилась ловко обмакивать чапати в соус и подносить ко рту, не пролив ни капли. Но долго наслаждаться едой не получилось.
В Мумбаи главные запахи – смог и гниль. В Варанаси – запахи гари и смерти. В Мумбаи муссонные дожди вымывают грязь, ветры разгоняют вонь, и воздух хоть на время кажется чище. В Варанаси нет и этого. Любые перерывы в проливных дождях используются для разведения костров для покойников, которые и без того долго ждут своей очереди. А уж в хорошую погоду в небо поднимаются (или не поднимаются, а ползут на город) дымы от костров. Никакие благовония, ветки сандалового дерева и прочие ухищрения не способны перебить запах горящих тел.
