Придумала!
Следующий гонец повез в Агру и два ее письма – одно отцу Итимад-уд-Дауле Гияз-Беку, второе брату визирю падишаха Асаф-Хану. Оба с твердым наказом передать только в руки и желательно без свидетелей.
Арджуманд тоже передала два послания, она ответила Хурраму с рассказом о великолепном городе, построенном его любимым дедом, и сожалением, что они не могут полюбоваться красотами вместе (это был совет тетки), а второе… с просьбой переправить дальше в Мекку Сати. Это был ответ на письмо подруги!
Да, Сати сообщила ей, что сопровождает Хосрова до самой Мекки, для чего приняла ислам и просто счастлива.
«Арджуманд, ради любимого можно совершить невозможное. Я стала правоверной и рада тому. Я его глаза, а иногда и уши, ведь принц привык слышать только то, что хочет слышать, то есть лесть. Хосров умен, он мог бы стать хорошим падишахом, если бы рядом не оказались дурные советчики. Но теперь дело не исправишь».
Еще Сати сообщала, что лечит глаза принца, и боли уже нет. Слепота сильно угнетает Хосрова.
– Я учу принца быть терпеливым и мужественно выносить все невзгоды, которые выпали на его долю. Аллах непременно это увидит и поможет.
Арджуманд удивлялась тому, как часто Сати стала упоминать Всевышнего. Неужели и впрямь стала настоящей правоверной?
Но девушка отогнала сомнения, если не стала, то в Мекке непременно станет. Сати-хаджи… забавно и неправдоподобно. Мехрун-Нисса права – в жизни случается всякое.
Описывая свои собственные приключения, Арджуманд невольно задумалась. Сати отправилась с принцем Хосровом в Мекку, чтобы помочь ему пережить трагедию, Сати действительно любила слепого принца всем сердцем. А почему уехала из благословенной Агры в далекий Бардхаман она сама?
Сбежала, не желая соперничать, или просто испугалась этого соперничества? Сати приняла боль принца Хосрова на себя, пожертвовала собой ради облегчения его страданий, а что сделала она? Удалилась, чтобы не страдать, и теперь требует бесконечных признаний в любви и проклятий молодой жене? Это нечестно по отношению к принцу Хурраму, он тоже страдает, а она эти страдания только усиливает.
Мехрун-Нисса, услышав такие рассуждения племянницы, изумилась:
– Ты повзрослела. Нам пора ехать. Но не в Агру, а в Бардхаман. Ты еще не готова стать лучшей женщиной зенана, нужно многому научиться. Поверь, нас скоро вернут туда, но ты должна меня слушаться и многому научиться.
Учеба действительно началась. Мехрун-Нисса постаралась обучить Арджуманд всему, что та недополучила в отсутствие матери, а еще всему (почти всему), что знала и умела сама.
– Чтобы развить способность мыслить, нужно много играть в шахматы!
И они играли каждый день. Незавершенные партии откладывались на завтра, и горе той, которая не подумала о продолжении перед сном.
– Чтобы уметь здраво рассуждать, нужно заниматься этим почаще!
И Мехрун-Нисса требовала от племянницы (у Ладили ничего пока не получалось) выражать свое мнение в споре и отстаивать его. Это оказалось непростым делом не только потому, что нужно логично и красиво говорить, но и потому, что переубедить Мехрун-Ниссу с ее знаниями могла только та, которая сама обладала не меньшими знаниями. Арджуманд пришлось учиться.
Поэзия и история, дела торговые и военные, вопросы управления государством («ты же хочешь стать женой будущего падишаха?») и стрельба из лука, владение мечом и язык фиранги помимо хинди…
– Это зачем?! – ужасалась Ладили. – Вы же не хотите выдать Арджуманд замуж за фиранги? Они людей едят!
Мехрун-Нисса отвечала Арджуманд, а не глупенькой совсем юной Ладили:
– Иногда полезно понимать, о чем говорят между собой те, кто желает тебя обмануть, считая, что ты не знаешь их язык.
А еще каллиграфия («письма должны быть написаны изящно, а не как у тебя – коряво и криво!») и… мушкет!
Нажав впервые на курок, Арджуманд в ужасе бросила ружье, изрыгнувшее пламя и сильно толкнувшее ее назад. Мехрун-Нисса мушкет подняла и, зарядив, спокойно сбила подвешенный кусок ткани.
– Ничего трудного, научишься, – сказала она и вернула ружье племяннице.
Арджуманд училась, хотя так никогда и не приняла мушкет душой. Не нравилось ей это оружие. А вот лук со стрелами использовала с удовольствием.
Ни Гияз-Бек, ни его сын Асаф-Хан не рассказали Раузе Бегум, что получили письма от ее дочери Мехрун-Ниссы. Мехрун-Нисса не простила матери поспешного согласия когда-то выдать ее замуж за Шер-Афгана, а еще больше того, что жена Итимад-уд-Даулы пальцем не пошевелила, чтобы вернуть дочь в Агру. Боялась падишаха? Но Мехрун-Ниссу больше не интересовали причины поведения матери, она была сама по себе, а вот не использовать положение и помощь отца и брата было бы глупо.
В своих посланиях она не писала ни о чем особенном или опасном, вдова просто рассказывала, что задержалась в Аллахабаде, вспоминая те дни, которые когда-то провела там, что снова увидела много интересного, наблюдала за птицами и животными, много играет в шахматы и учит еще один странный язык фиранги… Но главное, она намекала, что об этом не мешало бы узнать падишаху. Вскользь, словно случайно отец и брат могли обмолвиться и об Аллахабаде, и об остальном.
Обоим не нужно было объяснять, чего добивалась красавица, – падишах не должен был забывать о ней ни на миг.
Значит, Мехрун-Нисса надеется вернуться? От нее всего можно было ожидать.
Оба сумели упомянуть вдову в разговоре с падишахом. Джехангир оживился, ему уже надоело общество красивой молоденькой жены, которую интересовали только украшения, развлечения и новости глупых болтушек зенана. Не вина Салихи Бану, что ее воспитывали и обучали для гарема, она хорошо выучила свои уроки, но самостоятельно дальше не двинулась. Не все, как Мехрун-Нисса, способны обучаться сами, тем более если в том нет необходимости.
Необходимость была, чтобы соперничать с отсутствующей Мехрун-Ниссой, Салихе Бану требовалось немедленно начать учиться многому, но она решила, что, если уже стала агачи, а вдова поспешно уехала, значит, дело сделано. Когда молодая женщина поняла, что не может сравниться с Мехрун-Ниссой в образованности и способности мыслить не только как обитательница зенана, но и чисто по-мужски, было поздно.
Но до этого прошло еще немало времени.
А пока падишах с удовольствием слушал ироническое описание нынешнего состояния Аллахабада, сделанное Мехрун-Ниссой в письме к брату. А потом обсуждал с отцом вдовы ее просьбу поскорей прислать перевод «Бабур-наме» – воспоминаний Великого Бабура, написанных на родном ему чагатайском наречии и по приказу Акбара переведенных на фарси.
– Мне предоставили новый список «Хумаюн-наме», – похвастал падишах. – Я мог бы подарить его Мехрун-Ниссе, если она столь любопытна.
– Думаю, моя дочь была бы безмерно благодарна вашему величеству. Она действительно любознательна, как вы заметили. Мехрун-Нисса написала, что гнездо журавлей не пустует, там новая молодая пара птиц. Я не знаю, какое именно гнездо она имеет в виду…
