Когда я заканчиваю свои кулинарные опыты, слышны даже возгласы сожаления. Раджив смеется:
– Вполне можете подрабатывать.
– Я дома не готовлю, ем все из упаковок, а здесь…
– Почему не готовите?
– Живу одна, времени нет. – Как ему объяснить, что агенты – одинокие волки, для которых кухонный фартук вещь немыслимая?
– Престон работой завалил?
– Престон?
Боже, я даже забыла о Чарлзе Престоне и «Пайнвуде». Честно говоря, забыла обо всем, и о Хамиде Сатри тоже. И моему сердцу хорошо, оно не капризничает, не давит, а с каждым днем становится все меньше весом. Не исчезло бы совсем…
Щедро заплатив, Раджив отпускает Саида, мы берем такси и еще долго катаемся по городу. Пересекаем пролив Махим по Бандра-Уорли, а потом от самого пляжа Чоупатти идем до «Обероя» пешком. Марина-драйв прекрасно освещена, по ней после заката гуляет много людей. И мне так хорошо, как не было уже очень давно.
– Устали?
– Да, но я вам безумно благодарна.
– Да ладно вам.
Сингх открывает галерею фотографий в своем телефоне и показывает мне кадры, где я готовлю джалеби. И я, и он немало снимали в этот день, но снимки со мной перед большим котлом с маслом явно самые интересные. Боже! От стараний я даже высунула кончик языка, как делают дети.
– Раджив!
– Что? – Его глаза блестят лукавством.
– Это нечестно, сотрите немедленно.
– Вот еще! Обещаю никому не показывать без вашего разрешения, но стирать не буду.
Я выдала Сингха, после моего возгласа его явно узнали.
– Бежим, иначе покоя не дадут! – Он хватает меня за руку и тащит в отель.
Приключение заканчивается. Но утром мы должны встретиться, чтобы его продолжить? Если бы мне не нужно было распутывать убийство Сатри…
Может, спросить у Сингха, вдруг он что-то знает или слышал? Он наблюдательный и должен был заметить странности. Но Раджив больше года не видел Сатри, с тех пор, как тот улетел в Лондон.
У меня срабатывает своеобразный переключатель, Сингх еще только успел уйти, распрощавшись со мной в лобби отеля, а я, поднимаясь в лифте на свой этаж, уже думаю о деле. Полдня, проведенные с Радживом на улицах Мумбаи, и даже фаршированный перец чили и джалеби забыты, им на смену пришли мысли относительно Хамида Сатри.
Кто сказал, что Сатри прятался в Лондоне? Кажется, Алисия Хилл, но можно ли ей доверять и откуда красавице это известно?
Пора приниматься за работу.
У меня произошло столь желанное для агента разделение: сердце (надо же какое сознательное!) живет жизнью Джейн – помощника продюсера, восхищенно внимающей всему, что видит и слышит по воле Раджива Сингха, а разум остался при Макгрегори – агенте из Лондона. Причем сердце ведет себя настолько прилично – то восхищенно замирает, то радуется. Я просто диву даюсь! Его вполне устраивает даже духота, и ему очень нравится Индия, а еще больше общество Раджива Сингха. Это хорошо, иначе у меня было бы немало проблем.
Но размышлять над приличным поведением сердца нет времени. Верх берет разум, и я превращаюсь в стальную Джейн Макгрегори с порхающими по клавиатуре пальцами.
Конечно, в отеле Wi-Fi, но я не хочу, чтобы меня засекли. Одно дело, когда я просматриваю видео с флешки или рыскаю по полицейским сайтам Агры, но совсем иное сейчас, когда предстоит серьезная хакерская работа… Телефон со спутниковой связью позволяет выйти в Интернет без участия местных спецслужб. Это еще одна хитрость – у меня телефон со специальной кодировкой, чтобы не смогли определить мое место нахождения. Если кто-то сумеет вычислить мой комп, то найти по нему сам телефон не удастся. Великолепная «игрушка», за которую дорого заплатили бы многие хакеры. Пользоваться им можно только в крайних случаях, и сейчас как раз тот случай.
Однако, испытывая угрызения совести, я интересуюсь не делами Сатри, а делами Раджива. Пусть он меня простит – работа такая.
Раджив Сингх открыт, полностью открыт – у него нет секретной переписки, нет тайных счетов, никаких шашней на стороне и даже безобидных шалостей тоже нет. Это настораживает. Стерильно чисто бывает только там, где обрабатывают дезинфицирующими средствами, а этого никогда не делают в обычной жизни.
Чего боится Раджив? Разве что назойливых поклонниц. Если я сумела добраться до его компа, то смогли бы и другие. Основательно потрудившись, я сумела бы проверить и его счета, и реальную переписку, но решила этого не делать. Как потом смотреть ему в глаза?
Нет, лучше заняться кое-кем другим…
Главное все-таки Сатри, его связи и счета. Конечно, будь Сатри жив, а его компьютер включен, это не составило бы труда. Но найти следы финансов человека, которого убили, и при этом не попасться самой (я не уверена, что местные спецслужбы сейчас не следят за этим, Раджив верно сказал, что Тапар – еще не полиция) – задача куда более сложная. Сложная, но разрешимая.
Итак, Хамид Сатри… Долго же я, приятель, не интересовалась тобой, как следовало бы. Фильмы, фестивали, награды, поклонницы… А нужно было искать деньги. Почти любые действия ведут к определенным тратам, а значит, к использованию карточек и банковских счетов.
Сразу приходится признать, что в двух вопросах лживый Вадант сказал правду: Хамид Сатри явно стеснялся демонстрировать свою пассию, за последние два с половиной года ни одной фотографии с Амритой Ратхор. Вернее, в последний год, когда он был в бегах, снимков вообще нет, но и предыдущие полтора таковыми не изобилуют. И второе: он действительно был банкротом. Не просто банкротом, а в страшных долгах.
Меня интересуют десять миллионов, о которых говорил Томас Уитни. Их якобы перевели Сатри перед организацией выставки. Вадант утверждал, что эти деньги немедленно были сняты со счетов и кому-то отданы. Десять миллионов не спрячешь в кармане, как пятьдесят фунтов, это большой кейс с деньгами. И не обналичишь просто так.
К счастью, деньги не переводились на Каймановы острова или в Швейцарию, через два часа я уже знала, что на счет Сатри и впрямь поступили… двадцать миллионов фунтов двумя частями по десять. Оба поступления из Лондона, второе в день его убийства! И оба со счета, принадлежащего Томасу Уитни.
Как мог Уитни «забыть» о переводе вторых десяти миллионов? Причем перевод был сделан утром, когда Сатри еще оставался жив, а алмаз находился на месте. Это означало только то, что Томас Уитни лгал и имел для сокрытия фактов веские основания. Эти перечисления практически оголили его личные счета. Теперь понятно, почему он схватился за сердце, узнав, что Сатри убит.
Непонятно почему Уитни переводил Сатри собственные средства, а не средства аукционного дома. Что это вообще за суммы? Если плата за участие алмаза в выставке, то она слишком велика и должна бы поступить от «Антиса». Кстати, основательно порывшись, переводы от «Антиса» я все же нашла, они были не столь велики и произведены в пределах Лондона. Для этого пришлось взломать защиту «Антиса», что оказалось делом весьма трудоемким, у них хорошие айтишники.
