«Завтра…»
На Алтае Юренев вел себя столь же бесцеремонно.
Случались дни, когда он срывался. Что-то у него с НУС не ладилось.
Злой, он вылезал из своего фургона и часами сидел над подробными топографическими картами Алтая. Орал на обленившихся шоферов, грубо обрывал Ию. Ия терпела и мне показывала знаками — терпи. Терпение Ии бесило меня.
Однажды Юренев растолкал меня ночью.
— Что такое?
Лагерь был погружен во тьму, под кухонным тентом при свете одинокой лампочки Ия паковала рюкзак.
— Куда собрались? — Я ничего не мог понять. — Опять покупать штопор? Ночью?
Ия улыбнулась: не спрашивай. Юренев забросил в «газике» палатку, рюкзак, какой-то ящик. Их краткие переговоры были мне непонятны. Координаты, разброс, настройка, выход сигнала.
— Что случилось? — не понимал я. — НЛО где-то приземлился, плазмоид ворвался в атмосферу Земли?
— Садись за руль.
— А Саша?
— Пусть спит. Вдвоем управимся, — Юренев был необычно серьезен.
Я оглянулся. Ия незаметно кивнула.
Ей я верил. Я кивнул Ие ответно и повеселел. Если мы впрямь наткнемся на летающую тарелку, я передам ей привет от Ии Теличкиной.
— Давай на тракт.
Я вырулил на тракт, мы долго катили во тьме, миновали спящий поселок. Небо начинало уже высвечиваться, кое-где блестели холодные утренние звезды, справа надвинулся мрачный силуэт Курайского хребта.
— Сворачивай.
— Там склон. Я не смогу провести «газик» по такому откосу.
— Обогни.
Юренев настойчиво направлял машину к какой-то ему одному известной цели.
У него даже компаса не было, но он крутил головой и уверенно указывал, в какую сторону двигаться. Когда окончательно рассвело, мы проскочили хрупкий, звенящий снежник и остановились на широкой поляне, отмеченной лишь тем, что почти в центре ее торчала траурная черная лиственница.
— Ставь палатку.
Я осмотрелся.
— С ночевкой?
Юренев кивнул.
Минут через тридцать перед палаткой, под черной лиственницей, дымил костерок. Мы даже успели напоить чаем четверку геофизиков, пешком пришедших с дороги. Они были шумные, возбужденные. Они видели, как ночью тут шарахнуло, как из пушки? Шары цветные взлетели. Где-то там, на террасе, выше. Они пришли посмотреть, что тут такое.
— Вы не хотите?
Юренев усмехнулся:
— Нет.
— А мы сбегаем посмотрим. Необычно как-то. Там же вообще ни одного человека нет. Что там могло взрываться?
Я взглянул на Юренева. Он сидел, опустив глаза, и явно что-то знал о ночном происшествии. Помня улыбку Ии, я в разговор не встревал.
— Рюкзаки хоть оставьте, — сказал Юренев. — Что вы с ними потащитесь?
— Да ну, — геофизики говорили все сразу, перебивая друг друга, здоровые, загорелые парни. — Мы только поднимемся на террасу, а потом в лагерь.
— Ну-ну…
Галдя, переговариваясь, отпуская в наш адрес шуточки, геофизики полезли на террасу.
— О чем это они? — спросил я. — Может, тоже сходим?
— Да ну, — Юренев усмехнулся, и его усмешка мне очень не понравилась. — Сиди отдыхай. У нас еще все впереди. А эти ребята… Они скоро вернутся. Закипяти-ка еще чайку.
Я лежал на траве и смотрел в небо. Гигантские кучевые облака несло с востока, из Китая, наверное. Дикая, чудовищная тишина, прерываемая лишь позвякиванием плоскогубцев — Юренев вскрывал какой-то металлический ящик. Я ни о чем его не расспрашивал. Понадобится, скажет сам. Не принято было расспрашивать о чем-то Юренева. Это входило в условия договора, подписанного мною перед выездом в поле.
— А вот и они.
Я удивленно обернулся.
Геофизики, все четверо, вывалились из колючих кустов чуть выше нашей стоянки. Здоровые, загорелые ребята, но вид у них был, мягко говоря, неважный. Они дрались там, что ли? Серые лица, блуждающие, выцветшие глаза. Руки у них дрожали. «Мы правильно идем к тракту? Мы выйдем так к тракту?»
Юренев поощрительно кивал, зорко вглядываясь в каждого. И меня поразила мысль: он знал, что так будет!
— Выберетесь, выберетесь, только не сворачивайте никуда, — Юренев даже не пытался успокоить этих насмерть перепуганных людей. — Валите прямо вниз, там тракт.
— Что это с ними? — оторопело проводил я взглядом геофизиков. — Они ведь без рюкзаков. Они рюкзаки на террасе бросили?
— Подберем, — Юренев победительно выпятил толстые губы. — Куда они денутся?
— А нам… — Я помедлил. — Нам тоже туда идти?
— Конечно.
— Сейчас?
— С ума сошел. Ты же их видел. Ночью пойдем, налегке, с фонарями.
Меня распирало любопытство: что могло так напугать взрослых, ко всему привыкших людей? И я видел: Юренев что-то такое знает. Он же впервые за два месяца покинул лагерь. Раньше из фургонов не вылезал, а теперь собирается ночевать на террасе…
— Тебя шофера разорвут, — предупредил я. — Шоферов-то ты никуда не пускаешь.
— У них такие оклады, что перебьются.
— Но что там? — не выдержал я, кивая вверх, на террасу.
Юренев изумленно моргнул:
— Сам не знаю.
Кривил, конечно, душой. Знал, куда идти, значит, знал, что там можно увидеть…
А увидели мы маленькую поляну, поскольку поднялись на каменную террасу не ночью, а вечером. Солнце почти село, но сумеречный свет позволял увидеть кусты, раздутый ветром пепел. Совсем недавно тут прошел пал, но почему-то остановился перед сухими кустами. Они должны были вспыхнуть, но стояли целехонькие, шуршали под слабым ветерком. Там же, под кустами, валялись рюкзаки геофизиков.
— Придется тащить, — вздохнул я. — Ты хоть знаешь, где нужно искать этих неврастеников?
— Зачем? — удивился Юренев. — Они тебя просили?
— Ты же видел, они насмерть перепуганы. Надо вернуть им вещи.
— Ну-ну, — ухмыльнулся Юренев, осторожно присаживаясь на старый пень. — Если ты такой альтруист, действуй.
Его ухмылка мне не понравилась, как не понравились раньше выцветшие от страха глаза геофизиков. А Юренев чего-то ждал. Сидел на пне, курил, поглядывал на меня и ждал, ждал чего-то.
Я неторопливо направился к рюкзакам.
Они лежали вповалку, там, где их бросили — два друг на друге и два в стороне в выжженном огнем круге. Я подтащил пару рюкзаков к пню и пошел за третьим. Юренев меня не торопил, но и не останавливал.
Чего он ждет?
Меня ударило током, когда я ступил на выжженную землю. Я не видел разряда, не слышал характерного треска, но всю левую ногу до самого бедра пронзило ошеломляющей рвущей болью.
