Она вновь легла на него сверху, теперь уже обнаженная, и тяжесть шкур и одеял лишь крепче прижимала ее к нему. Он же принялся исследовать поцелуями ее шею, плечи и груди. Торгрим почувствовал, как у нее участилось дыхание, оставаясь, правда, таким же еле слышным и невесомым. А его ладони, загрубевшие, как кора могучей сосны, скользили по ее телу, едва касаясь его. Он запустил пальцы в ее длинные темные волосы и принялся перебирать их.
Альмаита опустила руки, схватилась за край туники Торгрима и потянула ее кверху, точно так же, как он ее сорочку-лей- ну. Оба нетерпеливо заерзали, Торгрим почувствовал, как напряглась его рана, и Альмаита едва слышным шепотом выдохнула:
— Легче, легче, не спеши.
А потом и его туника скользнула прочь, снятая через голову, и Торгрим испытал неземное наслаждение, ощущая ее маленькое обнаженное тело на своей мускулистой и поросшей волосами груди. Он обхватил ее обеими руками, крепко прижал к себе. Она впилась в его губы поцелуем, и они соприкоснулись языками.
Торгрим был готов войти в нее, готов давно и даже больше, чем готов. Она оседлала его, упираясь коленями в шкуры, на которых они лежали, пошевелила бедрами, и он ощутил, как вошел в нее, почувствовал, как напряглось ее тело и она впилась ногтями ему в плечи. Она по-прежнему лежала у него на груди, медленно двигая бедрами, и он двигался вместе с нею. Вот ее длинные волосы упали ему на лицо и груда, и она откинула голову, отбрасывая волосы на спину. В тусклом свете шея ее выглядела длинной и грациозной, губы приоткрылись, а глаза были плотно зажмурены. Она принялась легонько постанывать, но тихо-тихо, едва слышно.
В таком медленном ритме они двигались еще некоторое время, наслаждаясь друг другом. А потом Торгрим вновь обхватил ее обеими руками, крепко прижал к себе и перекатился на живот. Альмаита обвила ногами его бедра, не прерывая ритма, и теперь Торгрим оказался сверху. Он опирался на локти, укрытый тяжелыми шкурами, которые образовали над ними надежный навес.
Постепенно Торгрим стал ускорять ритм, пронзая Альмаи- ту каждым толчком. Волосы ее растрепались, закрывая лицо, и она впилась зубами в край своей ладони, чтобы не закричать. Глаза ее по-прежнему были закрыты, а кожа светилась белизной на темном меху.
Торгрим стиснул зубы. Ему доводилось заниматься любовью в общественных местах, в доме, полном людей, и потому он привык соблюдать тишину, несмотря ни на что. Его движения между тем становились все более нетерпеливыми. Альмаита обхватила его руками и ногами, прижимая к себе. Лежа под ним, она выглядела маленькой, совсем крошечной, и очень уязвимой. Его тело, казалось, само по себе наслаждалось острыми ощущениями. Он крепко зажмурился и стиснул зубы. Просунув руку Альмаите под спину, он приподнял ее за плечи, а она босыми ступнями гладила его по икрам. Вот он ощутил, как она на мгновение напряглась под ним и испустила полузадушенный крик, а потом расслабилась, словно внутри у нее лопнул туго натянутый канат, и этого оказалось достаточно, чтобы и он перестал сдерживаться, обрушиваясь в пропасть освобождения.
Прошло еще не меньше минуты, прежде чем оба перестали двигаться и застыли в молчании и неподвижности, по-прежнему не разжимая объятий. Торгрим протянул руку, убрал волосы с ее лица и пробежался губами по ее шее. Из дальней комнаты все также доносился громкий храп Йокула.
Какое-то время спустя Торгрим скатился с нее и лег на спину, а Альмаита вновь прижалась к нему, перебирая пальцами волосы у него на груди. Ночной Волк почувствовал, что к нему подбирается сон, и подумал: «Мы не можем заснуть сейчас, иначе нас застанут вместе… Добром это не кончится…» Ему не хотелось думать о том, какую плату заломит Йокул за сдачу внаем собственной жены.
— Ну, так соберет Арнбьерн армию или нет? — спросила Альмаита, положив ему руку на грудь. — Поверил ли он в то, что рассказала ему Бригит?
«Как много вопросов…» — еще успел подумать Торгрим, но, так и не успев ответить, провалился в сон.
А потом вдруг проснулся, словно от толчка. Он не знал, как долго спал. Очевидно, достаточно долго, раз ему приснился сон. Достаточно долго, чтобы вновь услышать все эти тягостные вопросы и проснуться с осознанием того, что что-то не так. Альмаита по-прежнему лежала рядом, прижавшись к нему…
Как много вопросов…
В Клойне заранее знали о приближении норманнов. И не только в Клойне. Везде ирландцы опережали их на один шаг, города были предупреждены о предстоящем набеге, и планы викингов были для них ясны, как расклад рун, вырезанных из камня. Так кто же сейчас идиот?
Но, прежде чем Торгрим успел собраться с мыслями, чтобы хотя бы задуматься над сложившимся положением вещей, он вдруг сообразил, что именно вырвало его из цепких объятий сна. Снаружи кто-то был. Причем этот «кто-то» не дал себе труда приблизиться скрытно, хоть и старался не шуметь, а это означало, что их там достаточно много и они не пытаются застать противника врасплох. Отсюда со всей очевидностью, по мнению Торгрима, напрашивался только один вывод — они пришли убивать.
Глава двадцать четвертая
Меч вздымаю светлый,
В щит клинком врубаюсь,
Я мечу готовлю
Пробу кровью Льота.
Сага об Эгиле
Торгрим вскочил, отбросив в сторону тяжелые шкуры. Из щели под дверью сочился свет. У того, кто находился снаружи, был факел, и Торгрим мельком подумал, уж не собираются ли враги сжечь их живьем. Однако потом он услышал, как кто- то подергал за ручку двери, пробуя ее на прочность, но та была заперта. Потянувшись за Железным Зубом, Ночной Волк сообразил, что стоит совершенно голый.
Он помедлил всего какую-то секунду, точнее, долю секунды, еще окончательно не придя в себя ото сна, и разрываясь между удивлением и нерешительностью. Затем он подхватил с пола свою накидку, обернул ее вокруг талии и затянул узлом. Дверь затрещала от удара чьей-то ноги, и Торгрим увидел, как она подалась немного, засов выгнулся, но скоба, выкованная Йокулом, устояла.
Торгрим ухватил Железный Зуб за рукоять, махнул им в сторону, стряхивая ножны и пояс, и услышал, как они стукнулись о стену. В дверь кто-то вновь ударил ногой, и на сей раз засов не выдержал и треснул. Он пригнулся, уже вполне готовый к бою, нащупал свой топор, лежавший у матраса, и поднял его с пола.
— Харальд! К оружию, сынок! К оружию! — крикнул он и оглянулся на кучу одеял, под которыми спал сын. Оттуда высунулась рука и затем показалось лицо, едва различимое в тусклом свете.
— К оружию, сынок, к нам пожаловали незваные гости! — вновь крикнул Торгрим.
Он сказал все, что было нужно. Временами добудиться Харальда было решительно невозможно, но призыв к оружию неизменно заставлял его вскакивать, причем, как правило, быстрее всех остальных. Вот и сейчас он откинул шкуры в сторону и спрыгнул с постели. Торгрим с удовлетворением отметил, что сын был одет. В мгновение ока в руках у Харальда оказались меч и боевой топор, поскольку викинги никогда не ложились спать, не имея под рукой оружия.
