— Харальд? — обратилась к нему Бригит. Она выговаривала улова медленно и отчетливо, чтобы он понял ее. Тон голоса ее был мягким, намного мягче, чем на протяжении вот уже долгого времени, но в ее словах прозвучала непреклонная решимость. — Благодарю тебя за то, что доставил меня сюда, — сказала она. — А теперь ты можешь идти.
Глава сороковая
Снилось мне,
Хильд — владычица
Волн побоища воину
На ржаное жнивье затылка
Алый колпак надела.
Сага о Гисли
Когда в щели закрытого ставнями окна стали пробиваться первые робкие лучи рассвета, служанка Морриган, сообразительная и умная девушка по имени Мугайн, разбудила свою госпожу. Еще не стряхнув с себя сонную одурь, Морриган поняла: что-то случилось. Она имела привычку просыпаться с утра пораньше, но не настолько рано, и, как правило, будить ее не приходилось.
— В чем дело? — спросила она. Мугайн принесла с собой свечу, которая заключила в желтый круг света ее саму, Морриган и кровать.
— Мужчины поднялись на стену, — сообщила Мугайн. — Что-то происходит, госпожа. Вот только что именно, я не знаю.
Морриган нахмурилась.
— Тебя прислал кто-то?
— Нет, госпожа. Ваш брат и еще несколько мужчин, предводители, были на стене, поскольку, очевидно, за стенами что- то творится, но они ничего об этом не сказали. Я подумала, что вы должны знать, госпожа.
Морриган кивнула и опустила ноги на пол.
— Умница, ты поступила правильно, что разбудила меня, — произнесла она. Именно поэтому она и держала Мугайн подле себя. Подобно Доннелу и Патрику, она была полезной и понимала, на чем держится власть в Таре. — Принеси мою одежду.
Мугайн поставила свечу и исчезла в полумраке комнаты, но тут же вернулась с накидкой для Морриган, которую и набросила ей на плечи. Взяв свечу, она первой двинулась по темному коридору королевского дворца, в который они переселились неделю назад. В конце коридора уже Морриган распахнула тяжелую дубовую дверь и вышла наружу.
Оказывается, утро было не таким уж ранним, как она полагала, хотя и пасмурным из-за тяжелых туч, ползущих по небу. Скоро наверняка пойдет дождь, в чем она не сомневалась, и тогда им придется сполна заплатить за хорошую погоду, стоявшую на протяжении всей прошлой недели. Небо выглядело так, словно вот-вот было готово обрушить им на головы божественное возмездие, и ее охватили дурные предчувствия, пока она быстро шла по двору к главным воротам Тары. Рядом с ними к стене была приставлена лестница.
В сером утреннем свете она отчетливо видела силуэт своего брата Фланна и еще нескольких воинов, стоящих на вершине главных оборонительных редутов крепости. Происходило нечто непонятное, и Фланн не послал за нею. Эта мысль вселила в нее тревогу. Фланн все еще злился на нее за тот фокус, который они проделали с норманнами, даже несмотря на то, что все прошло именно так, как Морриган и ожидала. Даже лучше. Они согнали всех ублюдков в стадо, словно овец, и привели в главный зал, превратившийся отныне в тюрьму. Морриган боялась даже думать о том, как им потом придется избавляться от вони в нем.
Ее план действительно сработал как нельзя лучше, за единственным исключением — Торгрим сбежал. Утром вернулись Патрик и Доннел и поведали ей о ночной охоте и о том, как собаки случайно напали на след медведя или волка в небольшой рощице. Но Морриган знала Торгрима и слышала байки, которые рассказывали за его спиной. Братья не сумели скрыть своего удивления, когда она осенила себя крестным знамением и, испуганно глядя на них широко раскрытыми глазами, прошептала: «Святая Дева Мария, спаси и сохрани нас…»
А вот Фланн был совсем не в восторге от ее проделки. По его мнению, победа была бесчестной. Она досталась им не в равной борьбе, а с помощью обмана. И оттого, что все вышло просто замечательно, Фланн злился еще сильнее. Так, во всяком случае, казалось Морриган.
«Ох уж эти мужчины! — подумала Морриган, пересекая открытый участок внутреннего двора. — Мужчины со своей честью и сражениями». Для них все было легко и просто. Они завоевывали победу или погибали, в последнем случае обретая надежду на то, что попадут в рай. Им и в голову не приходило, что они оставляют женщин на поругание, что детей угонят и продадут в рабство. Мужчины носятся со своей проклятой честью как с писаной торбой.
Подойдя к подножию лестницы, Морриган поднялась по ней и ступила на земляную стену. Отсюда она взглянула в ту же сторону, что и остальные, и сразу поняла, что именно привлекло их внимание. Неправильной формы серые пятна и искорки света могли бы показаться загадочными для многих, но только не для Морриган, и она сразу же распознала в них то, чем они были на самом деле — палатками и кострами, на которых готовили пишу. Лагерь. И хотя с такого расстояния, да еще в сумеречном свете, она не могла рассмотреть его во всех подробностях, но почему-то не сомневалась, что это — военный лагерь. Незваные гости явились сюда ночью и в темноте разбили его.
Морриган двинулась дальше по стене и остановилась рядом с Фланном.
— Брат, кто это? — спросила она.
Фланн покосился на нее, после чего перевел взгляд на вновь прибывших и ничего не ответил. Но она знала, что он обязательно заговорит. Она уступит ему эту маленькую победу, давая понять, что он вправе ответить ей, когда сочтет нужным. В конце концов он не выдержал:
— Мы еще сами точно не знаем. Они пришли в темноте, и мы увидели их лишь с наступлением рассвета. Они появились с севера, и потому я не думаю, что это викинги.
Несколько минут оба молчали, глядя вдаль, на поле, которое проступало все отчетливее по мере того, как утро набирало силу. И тут заговорил один из мужчин, стоявших рядом с Фланном:
— Вон там, господин. — Он показывал куда-то между стеной и далеким лагерем. В рассветных сумерках они разглядели смутный силуэт бегущего человека.
— Я отправил лазутчика разузнать, кто это, — пояснил Фланн.
Через пять минут лазутчик вбежал в ворота и поднялся по лестнице на стену. Он тяжело дышал, и Фланн дал ему возможность прийти в себя. Когда же его дыхание успокоилось, он сказал:
— Это — военный лагерь, господин Фланн. Там собралось, думаю, по меньшей мере, двести пятьдесят или даже триста человек. У них есть лошади. Все хорошо вооружены.
Мужчины и Морриган переваривали услышанное. Морриган не терпелось задать вполне очевидный вопрос, но она прикусила язык. Наконец его задал ее брат:
— Ты узнал, кто они?
— Нет. Не смог. Но думаю, что разглядел их флаг. Он коричневый или золотистый, и на нем изображена птица с распростертыми крыльями. Орел, скорее всего.
— Руарк мак Брайн, — сказал Фланн.
«Ах ты, шлюхин сын, — подумала Морриган. — Чего ж тебе не сидится дома, и зачем ты лезешь в чужие дела?»
