– А… – хотела было спросить Нила, но опять усомнилась в вопросе.
– Откуда у деревенской тетки такие навыки? – неожиданно рассмеялась та. – Я же бакинскую консерваторию закончила когда-то.
Увидев не снятый немой вопрос в Нилиных глазах, договорила уже без улыбки. Впрочем, и без особого трагизма.
– Когда мужа убили, пришлось удирать. В чем были, в том в Москву и убежали. Детей в охапку, такси, автобус, поезд. Тогда границ еще не было. Кто-то жил у родных, кто-то надеялся на государство.
– А почему в Москву? – наконец, спросила Нила.
– Она казалась нам самым безопасным местом. Представить себе не могла, что здесь будут стрелять.
– А родственники? – не выдержал прапорщик.
– Мы с мужем – необычные армяне, – невесело усмехнулась Наринэ. – У нас не было более-менее близких родственников.
В итоге ей пришлось договорить то, что вначале не собиралась.
– Мужнины родные погибли в Спитаке, в землетрясении. Я сама – очень рано осиротела. Когда его не стало, я осталась одна в самом прямом смысле. И трое детей. Короче, Москва – потому что видела погром и верила, что в Москве такого не будет. Деревня – потому что на земле не умрешь с голоду.
– Вы молодец, – с нескрываемым уважением сказала Неонила.
– Да ладно, – даже не поняла сути похвалы Наринэ. – Куда от детей денешься? Родились – расти.
– Да уж, как положено, – согласился с ней Петр Иванович, но все же добавил. – А вы, конечно, молодец.
– А где сейчас ваши детки? – спросила Неонила.
– Работают. Все с высшим образованием, – с нескрываемой гордостью заявила Наринэ.
– А где ж они в школе учились? – не поняла Нила.
– В Городке. Если везло – на пансионатском автобусе, если нет – на рейсовом. Потом я автомобиль купила.
– А по музыкальной части кто-нибудь из них пошел?
– Не до музыки нам было, – просто сказала Наринэ. – Зато внуков точно обучу. Пусть их игру дед послушает, – у несгибаемой Наринэ заблестели глаза.
– Ваш муж доволен вами, даже не сомневайтесь, – глухо сказал прапорщик Бойко.
После минутной заминки приступили собственно к цели прихода. Обратно ушли с двумя увесистыми, уже ощипанными, курицами, – Петр Иванович, оказывается, договорился заранее по телефону, – парой десятков яиц и свежей, только что с грядки, зеленью.
– Не повезло ей, – затворив калитку, сказала Неонила. – Такая тяжелая жизнь получилась.
– Повезло, – после паузы ответил прапорщик. – Жизнь получилась.
– Пожалуй, вы правы, – после гораздо более длительной паузы ответила женщина.
А на даче Рожковых народу прибыло.
Мальчик лет трех за обе щеки уплетал бутерброд с сыром – горячая пища пока не подоспела. Он опасливо глянул на подошедших и еще активнее принялся за еду.
– Это наш Мишка, – объяснила Валентина. От такого объяснения вопросов только добавилось.
Оказалось, что Мишка – как раз сынок той горе-мамаши, которой лучше было бы не размножаться вовсе.
При внимательном взгляде на Мишку его неудачное происхождение становилось очевидным.
Довольно дорогой летний комбинезончик – как выяснилось, тоже подарок Рожковых, от их старшего внука – был таким грязным, как будто его вовсе не стирали. Сандаль имелся только на одной ноге.
Впрочем, всю глубину беды демонстрировали вовсе не проблемы с одеждой.
Гораздо больше Неониле не понравилось другое. Глаза мальчишки сверкали не детским недобрым блеском. По крайней мере до тех пор пока он не доел свои бутерброды – во всех окружающих несчастный ребенок видел только пищевых конкурентов. А бедного Аргентума, пришедшего на запах сыра, даже чувствительно огрел палкой по голове. Пес рыкнул, приподняв губу, но получив хозяйский шлепок, от греха подальше удалился к забору, в тенек.
– Мишенька, нельзя собачку бить, – сказала Валентина. У мальчика на этот счет было явно иное мнение.
– А он говорит уже или нет? – спросила Нила, еще не услышавшая от пацана ни одного человеческого слова.
– Говорит, говорит, – странно усмехнулся Виталик. – Иногда такое скажет…
– Понятно, – дошло до Неонилы. И в самом деле, мамаша сволочь.
Тем временем мужчины соорудили самодельный гриль, и по-быстрому замаринованные курицы заняли свое место на адской карусели.
А Мишка… исчез.
Только что был – и уже нет.
– А был ли мальчик? – спросила Белла Эдуардовна. Вот что значит – библиотекарь.
– Был, – подтвердила Валентина. – Сейчас от курицы запах пойдет – снова появится.
– Как он пса палкой-то, – покачал головой Петр Иванович. – Ответку не боится получить?
– Аргентум мухи не обидит, – отмахнулась хозяйка. – Он от Мишки, как от огня бежит. Тому все кажется, что Арька у него что-нибудь отберет.
– Я бы все ж собаку убирал, – потрогав свой укороченный ус, выдал окончательное мнение прапорщик.
– Куда ж его уберешь? – резонно спросил Виталик. – Мы на выходные только приезжаем. Домик маленький. Да и в Москве он всю неделю в четырех стенах сидит. Если еще и здесь не выпускать…
Насчет запаха курицы Валентина оказалась права.
Мальчик вернулся.
Да не один, а, похоже, с мамой.
Обрюзгшая женщина неясного возраста пришла вместе с сыном.
– Соседи, не одолжите сотню-другую? – обратилась он к Рожковых.
– Нет, Маша, – четко сказала Валентина. – Не одолжим.
– Ну и черт с вами, – сказала та. Однако не ушла, а наоборот, присела на траву. Неонила инстинктивно отпрянула в сторону – от нее исходил неприятный сильный запах.
– Маша, я положу тебе кусок курицы и, пожалуйста, уходи, – сказал Виталий. Та приняла одноразовую тарелку с приличным куском курятины. Мишка полез к ней с вытянутой рукой – тут же получил затрещину. Громко заплакал, но кинулся не со двора, а в открытую дверь домика Рожковых.
– Ну ты и сволочь, – сказала Белла Эдуардовна.
– Твое какое дело? – повернулась к ней женщина. Рожковы молчали, не желая втягиваться в конфликт. Их можно понять: такая тварь и дом спалит – не моргнет. Если уж ей своего ребенка не жалко.
– Вали отсюда, курва рваная, – тихо, но очень отчетливо сказала пансионатский библиотекарь Белла Эдуардовна Дехтярь. Потом она добавила еще несколько словосочетаний, уже вовсе нелитературных. Все это произносилось тихо и четко. Опытный человек легко мог просчитать дальнейшее: сейчас последует совершенно не дамский удар.
Соседка Рожковых была более чем опытным человеком. Молниеносно схватив из корзинки кусок хлеба, она рванула со своей курицей за калитку.
