– Я уж у вас переночую одну ночь. Куда мне в такую темень податься? А завтра с утра – прямо на вокзал.
По лестнице Катя шла медленно, останавливаясь на каждой площадке. По спине бежали мурашки, жутко было оттого, что вот сейчас, еще минута – и она увидит, наконец, отца. Она едва смогла попасть дрожащими пальцами по кнопке звонка над массивной дверью с табличкой «7».
В квартире залилась хриплым лаем собака, кто-то завозился с замком, дверь приоткрылась на цепочку, и сквозь щелку выглянул мальчишка лет восьми.
– Здрасьте, вам кого? – скороговоркой спросил он.
– Нам… Горчаков Иван Алексеевич здесь живет? – охрипшим от волнения голосом выговорила Катя.
– Не-ет, тут таких нема, – протянул мальчишка.
В висках гулко ударило. Катя растерянно смотрела на мальчика, разглядывала веснушки на его облупленном носу. За спиной хмыкнул дядя Гриша.
– А-а… а где он? – с силой выговорила Катя. – Может, переехал куда?
– Я… я нэ знаю… – пожал плечами мальчик. – Можэ, батькы знають? Тильки воны до кинотеатру пишлы…
– Та-а-ак, – медленно произнес Григорий.
Собака за спиной мальчика продолжала заливаться. На шум из соседней квартиры выглянул сосед. Сквозь его светлые, легкие волосы проглядывала намечающаяся красная лысина.
– Вам кого? Ваньку, что ли, Горчакова? – тут же вклинился он в разговор. – Так я его знаю, сколько лет соседями были! Только тут вы его не найдете. Он уж года четыре как хату эту продал и к матери в деревню подался.
– Это что же получается… – начал дядя Гриша, но Катя звонко перебила его:
– А адрес? Адрес его у вас есть?
– Да откуда… – развел руками мужик. – Хотя, погодите-ка, ща вспомню.
Он принялся в задумчивости комкать ладонью пухлый подбородок.
– Деревня эта, колхоз при Советах-то, «Светлый путь» называлась. По карте можно посмотреть. Тут недалеко должно быть, пара часов на электричке…
– А-а-а… – снова протянула Катя. – А вы не подскажете, где тут комнату на ночь можно снять? А то мы издалека приехали, а сейчас ночь уже, куда ж нам ехать… Мы тут никого не знаем.
Она говорила быстро, лихорадочно, боясь обернуться и встретиться глазами с дядей Гришей.
Теперь-то он, конечно, уже догадался, что никакому отцу она не звонила, да и не видела его уже много лет. Господи, что он с ней сделает, когда поймет, в какую мутную историю она его втянула? А что, если поколотит, как Макс…
– Комнату-то? – раздумчиво произнес мужик. – Комнату, допустим, и у меня снять можно, если на одну ночь. Мне ща лишняя копейка ой как не помешает! С женой развожусь, – пояснил он Григорию растерянно, как будто сам удивлялся, как дошел до жизни такой.
Затем потер ладони и добавил:
– Ну, проходите, гости нежданные, договоримся…
Он шире распахнул дверь, и Катя с Григорием вошли вслед за ним в давно не убиравшуюся, разоренную разделом имущества супругов квартиру.
За вечер Миша – так представился им бывший сосед Горчакова – успел рассказать случайным постояльцам все, что знал об Иване:
– Мы с Ванькой лет восемь соседями были. Хороший он мужик, ниче не скажу, талантливый, веселый. Гулянки такие закатывал, что стены трещали! Гостей всегда полон дом. Только вот не хватает в нем чего-то. Твердости, что ли? Упорства? Работал он в местной газете, нормально все было. Вдруг уволился: я, говорит, сценарий писать буду, идея у меня есть, а работа отвлекает только, сосредоточиться не дает. Зашел к нему как-то через месяц – лежит на диване, в потолок смотрит. Как сценарий-то? – говорю. А он – а, мол, фигня это все. Я тут с такими ребятами познакомился, панк-группа «Прогрессивная деградация», такой музон лабают! Продвигать их буду на местное телевидение. Загорелся так, кредит взял под залог квартиры. Только тоже потом чё-то не вышло ничего, так и хату спустил. Эх, ему бы хватки побольше…
Катя ловила каждое его слово, пытаясь нарисовать в воображении портрет отца – талантливого, увлекающегося, рискующего всем ради идеи. Когда Мишино красноречие, наконец, иссякло, он выдал гостям по стопке постельного белья, которое не успела еще утащить прижимистая супруга, и ушел в другую комнату.
Катя и дядя Гриша остались вдвоем в узкой и длинной, как пенал, комнатушке.
Катя, втянув голову в плечи, двинулась прямиком к окну, влезла на подоконник и прилипла носом к стеклу. За стеной Миша кричал в телефон:
– Света, поимей совесть, этому «Фольксвагену» четырнадцать лет, я с ним дольше, чем с тобой, знаком!..
Словоохотливый хозяин квартиры успел уже пожаловаться им, что разводится с женой, потому что подловил ее на гнусной измене. И эта оторва вознамерилась теперь оттяпать у него еще и последние штаны!
Григорий тихо притворил дверь в комнату и направился к Кате.
Она не обернулась на его шаги, лишь вся сжалась, боясь того, что ее ждало. Страшно было даже себе представить, что устроит ей дядя Гриша за всю эту историю, забросившую его в чужой незнакомый город с посторонней девочкой. Он остановился за ее спиной, кашлянул и спросил:
– Ты это когда же отца в последний раз видела, а? А ну, отвечай.
– Не помню, – пробормотала она. – Я маленькая была. Я вообще… вообще его почти не помню, вот так.
И пригнулась, думая: «Сейчас ударит!»
Но дядя Гриша не ударил ее, лишь хмыкнул, по обыкновению, и спросил:
– А адрес этот где взяла? У матери?
Она спрыгнула с подоконника, вытащила из своего рюкзачка конверт, протянула ему:
– Вот!
Он достал письмо, прочитал вслух:
– «Милая Люда! Поздравляю тебя с Новым годом! Очень скучаю. Жаль, что все так у нас по-дурацки вышло. Целуй от меня маленькую доченьку. Иван».
Он перевернул листок другой стороной, повертел его в руках и вскинул глаза на Катю:
– Это все?
– Все, – тихо ответила она.
– Да ты, я вижу, совсем умом тронутая, – покачал головой дядя Гриша. – Отправилась – не знаю куда, не знаю зачем. И я тоже, дурак, не выспросил ничего… Завтра же сажаю тебя на поезд – и дуй назад.
– Нет, – мотнула головой Катя.
Почувствовала, как в горле закипают слезы, вдохнула глубоко, но так и не справилась с ними, заголосила хрипло, навзрыд:
– Нет, дядя Гриша! Миленький, хорошенький, не отправляй меня обратно, пожалуйста! Я к ним не вернусь… Макс меня просто прикончит, а мать… Она, наверно, заметит, что я пропала только потому, что посуду помыть некому. Я должна найти отца, должна, понимаешь?
Она схватила его за костлявую, разукрашенную синими венами руку, затеребила ее, глядя на него умоляюще…
– Ты поезжай, куда собирался, а я сама доберусь до этой деревни. Я найду его – я знаю, что он там, чувствую!
