– Есть, – согласилась я. – Какие деньги?
На лице ростовщика нарисовалось искреннее, чистое удивление.
– Ты принимаешь меня за болвана? Я прекрасно помню, как ты сморкалась в платок и умоляла дать тебе денег… – Он вдруг принялся ковыряться в истрепанной записной книжке, провел пальцем по страничке. – Вот! Шестьдесят золотых на похороны матери.
Откровенно говоря, на такие деньги можно было, простите Святые, похоронить большую деревню и еще поминальный стол на три дня накрыть. Хотя размах долга был как раз достоин богатой наследницы. Может, у меня случилось помутнение рассудка, заставившее прийти к ростовщику за деньгами, а потом я потеряла память и просто забыла о ссуде?
Я даже покосилась на Глэдис, и, точно угадав мои мысли, она едва заметно покачала головой. Мол, настолько мой рассудок помутиться не мог и меня однозначно с кем-то путают.
– Уважаемый суним ростовщик, мне кажется, что вы меня с кем-то перепутали, – озвучила я вывод.
Маримец бросил выразительный взгляд на стоящего у дверей здоровяка. Тот, словно услышав мысли хозяина, засунул руку во внутренний карман и вытащил вчетверо сложенную листовку. Потом просеменил к столу и почтительно развернул перед процентщиком. Некоторое время меня сличали с изображением на листовке.
– Ты?
Я едва успела подхватить черно-белую гравюру, напечатанную на дешевой папиросной бумаге. Девушка с оттиска походила на меня, как сестрица, только это была не я.
– Пруденс? – в унисон произнесли мы с Глэдис и вопросительно переглянулись.
– Ты писала? – Мне вручили расписку, составленную неровным почерком, где Пруденс Заневская брала на себя обязательство вернуть в двухмесячный срок шестьдесят золотых.
– Только если в бессознательном состоянии, – заключила я. – Меня зовут не Пруденс Заневская, а Анна Вишневская. Слышите разницу или тут же на бумажке черкануть?
– Анна Вишневская? – в сторону здоровяка, мявшегося за нашими спинами, полетел очередной вопросительный взгляд, не знаю, что уж он изобразил в ответ, но ростовщик усмехнулся: – Пропавшая наследница?
– Почему же пропавшая?
– У меня тут за последний год столько Анн Вишневских побывало, что на целый Институт благородных девиц наберется.
– Вам, уважаемый суним, надо больше людям доверять, – посоветовала я.
– У меня жизненный принцип – доверяй, но проверяй, – фыркнул ростовщик.
С презрительным видом я полезла в перекинутый через плечо кошелек, где лежали визитные карточки дома Вишневских с особой магической печатью в углу, доказывающей их подлинность, но меня поджидала неожиданность – днища не нашлось, и рука беспрепятственно прошла насквозь. Разглядывая собственные пальцы, я едва ли не на физическом уровне ощущала, как на шее затягивалась удавка.
– Представляете, произошел ужасный конфуз. Меня обворовали.
– То есть доказать ты ничего не можешь, – резюмировал подлец и кивнул головорезу на дверях: – Ведите их. Молодая пусть обслуживает клиентов, а старая – трет полы.
– К..каких клиентов? – Я потеснилась в сторону испуганной Глэдис.
– Какие будут, – пожал плечами ростовщик. – Раз у тебя нет денег, придется отрабатывать тем, что есть.
– Чем?
– Телом.
Мне красочно вспомнилась витрина с девицей в полосатом корсете, посылавшей прохожим воздушные поцелуи, и спина моментально взмокла.
– Стойте! – резко выпалила я, останавливая дернувшегося в нашу сторону здоровяка. – Давайте заключим сделку! Я оставлю расписку, что покрою долг, и вы нас отпустите, а завтра деньги привезет мой судебный заступник.
– У тебя есть судебный заступник?
– И не один, откровенно говоря.
Ростовщик как будто задумался на секунду, а потом покачал головой:
– Нет.
– Клянусь, я не стану подавать на вас в Мировой суд!
– Нет.
– Тогда… тогда я отдам вам сережки в качестве залога, – нашлась я и схватилась за уши, чтобы снять украшения с эмблемой ювелирного дома Вишневских, но одну серьгу не нащупала. Видимо, та потерялась во время драки перед конторкой. Покосившись на процентщика, я протянула раскрытую ладонь к дуэнье:
– Глэдис, тебе придется отдать мне сережки.
– Нима Анна, эти сережки принадлежали еще моей покойной матушке!
– Иначе нас отправят в бордель, – прошептала я. – В этом мире нет ничего неприличнее борделя!
– Святые Угодники, нима Анна, вы меня в гроб вгоните… – Едва не плача, трясущимися руками она принялась вытаскивать из ушей тяжелые потемневшие от времени серьги с красными рубинами. Ростовщик следил за нами с искренним любопытством.
– Вот. Три сережки. Одна вообще очень дорогая…
– Мои тоже дорогие, как память о матушке, – жалобно всхлипнула запуганная Глэдис. Сейчас она совершенно не походила на воительницу, поколотившую зонтиком охотника за бедными должницами.
– Одна дорогая сережка и еще две памятные, – поправилась я.
– Наденьте на них ошейники[8] и отправьте в «Красный дом»[9], – махнул рукой ростовщик и добавил: – Серьги заберите, пойдут в уплату процентов.
– Все, Глэдис, готовь зонт, – пробормотала я. – Пора драться!
Нашего демарша не ожидал никто. Святые Угодники, мы сами не ожидали, что окажемся столь проворными и воинственными! В воздухе свистел зонтик и летали мелкие предметы. Я сняла туфлю и, пока запыхавшаяся Глэдис колотила охранника, отхлестала по лицу ростовщика.
– Держи их! – завизжал женским голосом барыга.
С воплями мы вырвались в холл особняка и замерли в немом изумлении. Из соседнего кабинета в сопровождении низкорослого сунима выходил Влад Горский.
Пауза была достойной театральных подмостков. Наши преследователи с расквашенными носами вдруг встали навытяжку и отвесили лилипуту приветственные поклоны. Мы же с Глэдис низко опустили головы, боясь посмотреть на Влада.
– Что это? – Коротышка оказался обладателем густого баса, непонятно как помещавшегося в его маленьком пузатом теле с короткими руками и ногами.
– Суним Панфри, мы поймали должницу и пытаемся, как положено, отправить на работы…
Выходит, мне пришлось расшаркиваться перед жалкими прислужниками, а не перед главным ростовщиком?
– Я не должница! – Я решительно ткнула туфлей, которую держала в руках, в сторону Горского. – Он может доказать, что я Анна Вишневская, а не Пруденс Заневская!
Зигмунд Панфри обратил на Влада вопросительный взгляд.
– Впервые вижу эту странную женщину, – с непроницаемым видом отказался бывший любовник от знакомства.
Подобной каверзы я не ожидала и от возмущения потеряла дар речи.
