Через некоторое время Влад вернулся в экипаж и, уткнувшись взглядом в мои голые ноги, категорично швырнул мне на колени плед. От неожиданности я даже вздрогнула и едва успела подхватить колючее покрывало прежде, чем оно соскользнуло на пол.
Горский устроился напротив и прикрикнул кучеру:
– Поехали!
Мы тронулись с места.
– Куда мы? – тихо спросила я.
– В дом к твоему судебному заступнику. Он о тебе позаботится. Я договорился с дознавателями, они сделают вид, что тебя не было в мануфактуре. Шумиха вокруг фамилии Вишневская – ни к чему.
– Вы заплатили деньги?
– Поспи пока. – Он замолчал и вдруг с плохо скрываемым раздражением рявкнул: – И заверни уже ноги в плед, пока не подхватила горловую жабу![4] Если у тебя не соображает голова, это не значит, что должно страдать тело.
– Что? – с возмущением выдохнула я.
– Зачем ты провоцировала их? Зачем позволила себя ударить?!
– Мне надо было позволить себя раздеть?
– Полагаешь, что под рубашкой чем-то отличаешься от других женщин или на тебя кинулась бы толпа?
Резко обрывая спор, он закрыл глаза, сложил руки на груди и сделал вид, будто отдыхает, всем своим видом давая понять, что больше не намерен ни говорить со мной, ни даже ругаться.
Долгое время в гробовом молчании мы тряслись в карете. Конские копыта звонко застучали по брусчатке, и стало ясно, что экипаж въехал в городские ворота. Влад открыл глаза, наши взгляды встретились.
– Почему вы злитесь на меня? – тихо произнесла я.
– В нашу последнюю встречу ты сказала, что хочешь забыть обо мне как о страшном сне. – Он усмехнулся. – Видимо, чтобы забыть меня, тебе пришлось стереть абсолютно все воспоминания и здравый смысл вместе с ними. Как ты додумалась поехать с человеком, о котором ничего не знаешь?
– Потому что вы позвали меня, а он – ваш друг!
– Я не звал тебя.
– Нет?
– Зачем бы мне это делать?
– Мы были любовниками, а потом я исчезла, даже не попрощавшись.
– Верно, были, – кивнул он. – Не знаю, что ты увидела в своих видениях и что именно додумала, но, поверь мне, ты ошибаешься абсолютно во всем. Наша интрижка закончилась раньше, чем ты потеряла память.
– Я скрывала свой дар ото всех, но вы-то о нем знаете, – отчего-то заспорила я. – Значит, я доверяла вам…
– Ты глухая или глупая? Не слышишь, о чем я говорю, или не понимаешь? – нетерпеливо оборвал он мой невнятный лепет.
Внутри вспыхнуло раздражение.
– Интрижка, глухая, глупая, – зло повторила я. – Вы нарочно используете такие оскорбительные слова?
Некоторое время мы рассматривали друг друга. Понимал ли он, что обидел меня?
– Ты хотела узнать о нас? – Влад изогнул брови. – Между нами случился роман. Я поспорил, что соблазню тебя за месяц, мне удалось это сделать за три седмицы. Я думал, что будет весело, но когда ты влюбилась, стало ужасно скучно.
К горлу подступил тошнотворный комок, я судорожно сглотнула, надеясь, что меня не вывернет прямо на пол кареты.
– Даже твои деньги, Анна, не делали тебя веселее…
– Довольно! – выдохнула я. – Я все поняла!
В салон обрушилось тяжелое молчание. В сущности, я практически не помнила человека, который сидел напротив и безразличным голосом выговаривал мне все эти ужасные вещи, но тогда почему мое сердце было готово взорваться от боли?
Предательские слезы жгли глаза. Мне не удалось сдержать громкого всхлипа, и этот горестный звук повис в густой духоте. Стараясь не смотреть на Влада, я дернула занавеску, и в салон ворвался вихрь ночной прохлады. От осознания, что по глупости я допекала человека, который уже и думать забыл о моем существовании, становилось мучительно стыдно.
Карета остановилась. Кучер с глухим жмыхом отодвинул заслонку, отделявшую козлы от пассажиров, и оповестил:
– Суним Горский, мы на месте.
– Спасибо, – отозвался Влад и кивнул мне: – Я отнесу тебя…
– Не надо! – Я выставила руку, останавливая его неожиданно светлый порыв. – Я хочу извиниться перед тобой, Владислав.
У того сделалось странное лицо.
– Прости, что свалилась на тебя, как снег на голову, и устроила переполох… – У меня сорвался голос. – Честно говоря, мне больше нечего сказать. Я, наверное, никогда не умела извиняться, да?
Возница открыл дверь, разложил ступеньку. Скинув плед, я осторожно спустилась босыми ногами на ледяную брусчатку. Из дома Кастана, особняка с узкими окнами и эркером в гостиной, к карете бежали слуги. Впереди всех неслась Глэдис.
– Анна… – вдруг позвал Влад. В его лице отражалась необъяснимая растерянность.
– Это так унизительно… – Я с трудом проглотила комок слез, но голос все равно истончился и сломался. – Чувствую себя полной идиоткой!
– Нима Анна, что с вами случилось? – на ходу охала испуганная дуэнья. – Почему вы так одеты? Что происходит?!
Я знала, что он наблюдал за мной из глубины экипажа. Повела плечами, и куртка упала на брусчатку, а мои плечи немедленно прикрыли пледом.
Эта куртка провалялась на дороге всю ночь и исчезла к рассвету. Может быть, ее выбросил дворник, выметавший под светом магического фонаря клочок мостовой перед воротами. Может быть, забрали бродяги. Я долго смотрела из окна второго этажа на эту проклятую куртку, грязную и изъезженную колесами грохотавших экипажей, но все равно не узнала, кому в итоге она досталась.
* * *
В открытые окна моей спальни в доме Кастана Стоммы лилось густое послеполуденное солнце. Сквозняк надувал пузырем легкую белую тюль и приносил в умиротворение теплой комнаты птичье стрекотание.
Сидя перед секретером, я записывала в блокнот едкие фразы. После похищения в голову вообще приходили только нехорошие, злые слова, растекавшиеся по белым листам темными пятнами.
…Ведьма, мошенник, пьяница, ключница, наследная принцесса, король, Владислав Горский…
Последнее имя я написала по инерции и поспешно зачеркнула. Владислав Горский испарился из моей жизни раньше, чем из нее исчезли воспоминания, а значит, пытаться восстановить события, связанные с ним, являлось бессмысленной потерей времени.
– Нима Анна, вы меня слышите? – донесся до меня нетерпеливый голос Глэдис.
– А? – Я вдруг осознала, что некоторое время невидящим взором пялилась на жирно зачеркнутое имя и пририсовывала к нему крылышки с цветочками.
Крылышки? Я это серьезно?
– Суним Стомма просит, чтобы вы спустились к нему в кабинет, – со скорбным выражением на лице объявила дуэнья.
– У тебя такой загробный голос, как будто подлеца Генри нашли мертвым, – не особенно-то удачно пошутила я. Как и следовало ожидать, она не улыбнулась. – Ты меня пугаешь, Глэдис. Почему ты такая серьезная?
