Вскоре он получил предложение от Сент-Луисского университета. Наконец-то, подумал он, школа, достойная его. Он предъявит соответствующие требования. Его учебная нагрузка была слишком высока, и это оставляло ему мало времени для открытий и размышлений. Здесь он будет преподавать только десять часов в неделю. Его студенты были для него неподходящей аудиторией. Здесь он будет учить в основном выпускников. Алгебра? Оскорбление для его интеллекта. В Сент-Луисе он будет читать лекции по ядерной физике, статистической механике и тензорному анализу. Джулиус Эшкин наконец нашел свой интеллектуальный дом. Несколько раз он едва не прокололся – в конце концов, он использовал реальное имя реально живущего ученого-физика, – но Хьюитт был изобретателен. Его профессор Эшкин жил и здравствовал.
Тем временем реальный Эшкин успешно публиковал новые научные работы, не отрываясь от профессорской кафедры в Рочестерском университете. Хьюитт внимательно следил за его успехами и после каждой публикации со страхом ждал, не станет ли она для него началом конца. Вдруг кто-нибудь заметит разные названия учебных центров и сопоставит данные?
Нет, такая жизнь, полная стресса, была для него слишком тяжелой. Хьюитту снова необходимо было что-то менять. Он снова начал рассылать резюме. Он останется Эшкином, но выберет себе учебное заведение попроще. В мелких университетах, рассудил он, наверняка не так пристально следят за научной периодикой.
Руководство Университета штата Юта было в восторге. Оно получило самые лестные рекомендации из Колумбии, Аргонна и Лос-Аламоса: настоящий Эшкин был блистательным ученым с блистательной карьерой, и было совсем нетрудно найти людей, согласных за него поручиться. Рекомендации даже не были фальшивыми. Просто в них говорилось о другом человеке. Удача продолжала улыбаться Хьюитту. Комитет по набору сотрудников не звонил в Рочестер. А одно учебное заведение в Колумбии даже подбросило удобное объяснение: в университете на самом деле работали однофамильцы. Эшкин-первый тянул лямку на скромной должности ассистента профессора, а Эшкину-второму руководство Университета Юты сделало беспрецедентное предложение, сразу же доверив профессорскую кафедру.
А потом пришло письмо. Оно было адресовано Джулиусу Эшкину – но с вопросительным знаком в конце. Судя по штемпелю, письмо отправили из Рочестера. Отправитель – Джулиус Эшкин. Эшкин-первый проявил понимание, сказав, что считает Эшкина-самозванца «в сущности порядочным человеком». Он писал, что дает ему возможность прекратить этот фарс по собственной воле, без официального вмешательства. Однако кто-то другой в Рочестере был настроен менее снисходительно. Президент Университета Юты тоже получил письмо от человека, который, в отличие от реального Эшкина, не собирался дать обманщику легко отделаться.
Хьюитта отпустили. Не поднимая шума. Администрация даже предложила ему возможность завершить образование в университете. Но для Хьюитта это значило бы пасть слишком низко – сменить профессорскую кафедру на студенческую парту. Он бежал обратно в Филадельфию и даже отверг еще одно предложение о работе от друга, который связался от его имени с Принстоном. Его Эшкин просто умер. Но великий профессор продолжал жить, и он перебрался в Инженерный колледж Арканзасского университета, где преподавал электромеханику, и, конечно, в SUNY Maritime (физика и математический анализ).
Когда с него второй, и последний, раз сорвали маску, Хьюитт попытался снять с себя всю ответственность за мошенничество. Он ни в чем не виноват. Виновата система. Система ущербна. Он не виноват в том, что его наняли. И в каком-то смысле он абсолютно прав. Систему разрабатывали люди. Те самые люди, которые созданы, чтобы доверять. Мы не всегда расставляем сети на аферистов, потому что не ждем, что они нам понадобятся, особенно когда мы имеем дело с успешным, даже блестящим ученым. Мы доверяем его уму. Человек, который держит в руках власть, какой бы призрачной она ни была, имеет превосходную возможность забросить свой крючок.
Мы зачастую подчиняемся власти рефлекторно, даже не задумываясь, почему мы делаем то, что делаем, и должны ли вообще это делать. Самое известное – или скорее печально известное – исследование природы этого феномена провел Стэнли Милгрэм
[6]; в его эксперименте участники, считая, что бьют электрическим током человека с больным сердцем, тем не менее продолжали это делать, потому что им приказывали. С этим феноменом затем многократно экспериментировали другие ученые. В одном исследовании менеджеры по персоналу дискриминировали соискателей по расовому признаку, поскольку получили соответствующие инструкции от своего начальства. В другом работники магазина совершали мелкие противозаконные действия (воровство или завышение цен), также получив указания от руководства. Когда человек, обладающий властью, велит нам что-либо сделать, мы обычно это делаем. Ловля на крючок становится особенно успешной, когда мы верим, что человек (мошенник), который держит в руках удочку, обладает реальной властью.
Придать положению вес, как указали Френч и Рейвен, может не только реальный авторитет. Нас может привлекать и власть принадлежности, возможность иметь что-то общее, сейчас или в будущем, с человеком, обладающим властью.
Один из первых шагов мошенника – создание доверия, нередко он делает это, притворившись именно таким человеком, которым вы хотели бы быть или с которым хотели бы подружиться. Кто-то, похожий на вас. Кто-то, кем вы хотели бы стать. Кто-то, чьей дружбой вы могли бы гордиться. Так вы гораздо надежнее заглотите крючок, брошенный в вашу сторону. Один брокер, поддавшийся очарованию Берни Мэдоффа, заметил, что «в этом человеке было нечто породистое, вызывающее доверие».
Кроме того, у Мэдоффа была еще одна важная черта: он был частью еврейского сообщества. И извлек из этого максимальную выгоду. Как сформулировал Майкл Шермер: «Эта схема основана на родстве и общности. Мы должны заботиться друг о друге, а он – один из нас». Мэдофф был далеко не единственным. Мошенники часто используют разнообразные сообщества, чтобы быстро оценить характер и убеждения и соответствующим образом подстроиться под них. Мишенью нередко становятся религиозные общины: еще один мошенник, с которым вы встретитесь позднее на страницах книги, без всякого стеснения использовал свои епископальные связи. То же самое происходит и с другими группами – знатоками и ценителями вин, членами определенных клубов и т. п. Авторитет, который мы предполагаем в других, нередко основан лишь на их принадлежности к той группе, в которую мы стремимся войти или которой хотим понравиться. Поэтому Мэтью Браун не выдавал себя за кого попало. Он был аристократом. С аристократией хочет сблизиться каждый.
Браун тоже это знал и пользовался любой возможностью и каждым новым псевдонимом, чтобы подкрепить свою подлинность. Он создавал фальшивые страницы в Википедии – в основном их быстро удаляли, но все же они успевали побыть на виду достаточно, чтобы на них могла наткнуться очередная жертва, – а также аккаунты в социальных сетях, от Facebook и Twitter до более узко специализированных, в зависимости от намеченной добычи. На некоторых сайтах, например Badoo и Google Plus, профили Мэтью де Унгер Брауна до сих пор активны. Интернет во многих смыслах упростил создание заслуживающей доверия фальшивой личности. Все, что для этого нужно, – создать осязаемое присутствие в соцсетях: чем больше аккаунтов, тем лучше – и вуаля, вы уже реальный человек, и никто не сомневается в той родословной, которую вы себе сконструировали. Создайте под другими именами несколько дополнительных аккаунтов, которые будут поддерживать иллюзию вашей принадлежности к эксклюзивной группе («Отличная вечеринка была у тебя на яхте!»), и ваша ценность поднимется. Люди ленивы. Немногие полезут проверять данные в генеалогические издания Burke’s Peerage, когда быстрый поиск в интернете намного доступнее. Именно поэтому возник новый блок правовых предложений, многие из которых связаны с фиктивными отзывами и рекомендациями на сайтах продаж, услуг и свиданий, от Yelp и Amazon до eHarmony. Чем больше мы переселяемся в цифровой мир, тем труднее бывает отделить реальность от фикции – и тем легче мошеннику обеспечить все условия, чтобы крючок был заброшен не впустую.
