Отчет о тройной революции был передан средствам массовой информации, а также направлен президенту Джонсону, министру труда и руководителям конгресса в марте 1964 г. В сопроводительном письме авторы предупреждали, что, если предлагаемые ими меры или что-то подобное не будет претворено в жизнь, «нацию ждут такие социально-экономические потрясения, которых она еще никогда не испытывала». Уже на следующей день на первой странице The New York Times появилась публикация с обширными выдержками из отчета, а многие другие газеты и журналы посвятили ему отдельные статьи и редакционные колонки (в основной своей части критического характера), а некоторые пошли еще дальше, полностью перепечатав текст отчета
{46}.
Тройную революцию, наверное, можно считать кульминационным проявлением той тревоги относительно последствий автоматизации, которая начала распространяться после Второй мировой войны. Это был далеко не первый раз, когда призрак массовой безработицы, вызванной приходом машин на место рабочих, становился источником страха — достаточно вспомнить восстание луддитов в Британии в 1812 г. Но в 1950-е и 1960-е гг. эта проблема вызывала особую озабоченность, занимая умы одних из самых выдающихся и интеллектуально одаренных людей в США.
В 1949 г. в ответ на запрос газеты The New York Times всемирно известный математик из MIT Норберт Винер написал статью, в которой представил свое видение будущего компьютеров и автоматизации
{47}. Будучи вундеркиндом, Винер стал студентом колледжа в одиннадцать лет, а уже в семнадцать защитил диссертацию; он способствовал укреплению позиций кибернетики, а также внес значительный вклад в развитие прикладной математики и создание основ теории вычислительных систем, робототехники и автоматизации с использованием компьютеров. В своей статье, написанной всего три года спустя после создания по-настоящему универсального электронного компьютера в Пенсильванском университете
[11], Винер заявил, что «если мы и можем делать что-то ясно и вразумительно, то только благодаря машинам», и предупредил, что в конечном итоге это может привести к «абсолютно безжалостной промышленной революции», основным движущим фактором которой станет способность машин «уменьшить экономическую ценность простого заводского рабочего до уровня, на котором использование его труда теряет всякий смысл, независимо от цены»
[12].
Три года спустя антиутопия в духе мрачных пророчеств Винера обрела черты правдоподобной реальности на страницах первого романа Курта Воннегута. В книге «Механическое пианино» описывается автоматизированная экономика, в которой всю работу делают машины под управлением горстки инженеров, образующих элиту, тогда как все остальное население вынуждено влачить бессмысленное существование и жить без надежды на будущее. Воннегут, которому предстояло стать настоящей легендой в мире литературы, продолжал верить в злободневность своего произведения на протяжении всей жизни, написав несколько десятилетий спустя, что роман становится «все актуальнее с каждым днем»
{48}.
Через четыре месяца после того, как администрации Джонсона был представлен отчет о тройной революции, президент подписал закон о создании Национальной комиссии по технологиям, автоматизации и экономическому прогрессу
{49}. В своем выступлении на церемонии подписания закона Джонсон отметил, что «автоматизация может стать союзником нашего процветания, если только мы будем думать о будущем, если только мы будем знать, что нас ждет, и если только мы будем разборчивы в выборе курса, правильно планируя свое будущее». Новоиспеченная комиссия — как это почти всегда происходит с такими органами — скоро была предана забвению, оставив после себя по меньшей мере три толстенных отчета
{50}.
Парадокс в том, что все эти страхи по поводу автоматизации не имели ничего общего с состоянием экономики в послевоенный период. В момент публикации отчета о тройной революции в 1964 г. безработица составляла чуть больше 5 %, а к 1969 г. она упала до 3,5 %. Даже во время четырех рецессий, имевших место в период с 1948 по 1969 г., уровень безработицы ни разу не достиг 7 %, а затем снова быстро снизился, как только в экономике началось оживление
{51}. Внедрение новых технологий действительно привело к существенному росту производительности, но львиная доля плодов этого роста оказалась в руках рабочих в виде повышения оплаты труда.
К началу 1970-х гг. все внимание переключилось на введенное ОПЕК нефтяное эмбарго, а затем — на стагфляцию. Тема роста безработицы, вызванной автоматизацией и компьютеризацией, отодвигалась все дальше на периферию общественного внимания. А в среде профессиональных экономистов она и вовсе приобрела статус неприкасаемой. Всякий, кто отваживался поделиться своими мыслями на этот счет, рисковал быть причисленным к «неолуддитам».
