Медсестра покраснела, но смело и с вызовом посмотрела в глаза Черепанову. Было видно, что взрослый дядька своим солидным видом ее ничуть не испугал. Да и можно ли чем-то смутить человека, работающего в ожоговом отделении?
— Меня зовут Оксана. Но это, Иван Сергеевич, сейчас неважно. Вы не понимаете, нам нужно торопиться, очень-очень.
Схватив Черепанова за руку, она буквально потащила его по коридору.
Пострадавший лежал в палате один. Его тело, выделявшееся на фоне белых простыней черным пятном, находилось под специальным прозрачным колпаком из оргстекла. Взглянув на больного, Иван не выдержал и отвел взгляд — вместо лица он увидел черно-красную маску. Ему так сильно захотелось курить, что он машинально стал хлопать себя по карманам в поисках сигарет.
Чтобы прогнать подкативший к горлу ком тошноты, Черепанов глубоко вдохнул и спросил шепотом, чтобы не потревожить больного:
— Кто это? Чем я, собственно, могу помочь?
— Ему никто уже ничем не сможет помочь, — так же шепотом, наклонившись к Черепанову, ответила Оксана. — Обожженное тело — это полбеды. У него обожжены легкие. Их практически уже нет. Врачи вообще удивляются, что он еще жив. А я знаю… Он вас ждал, Иван Сергеевич…
В эту минуту веки больного приоткрылись, и Черепанов невольно отпрянул.
— Ну здравствуй, Ваня. Принимай гостей из прошлого, — тихо, но внятно прозвучало в палате.
— Сергеев? Володя, ты?! — Ивану стало трудно дышать. Он ожидал увидеть здесь кого угодно, но только не Владимира Сергеева.
— Я, Иван. Ты присядь, послушай, — было видно, что каждое слово дается Сергееву с трудом. — Ваня, я все сделал. Богдан оказался хорошим мужиком. Он пойдет на Варшаву. И дальше пойдет… Далеко пойдет… Подожди, Богдан, я с тобой…
Дыхание Сергеева стало прерывистым, было понятно, что последние слова он сказал уже в бреду. Оксана громко позвала врачей. Кто-то вывел Черепанова из палаты. Иван спустился по ступенькам на первый этаж и вышел на улицу. Здесь его минут через десять и нашла Оксана.
— Ваш друг умер. Он дождался вас и умер. Так бывает, — несмотря на свою молодость, она уже знала, какие слова нужно говорить в таких случаях.
Придя в себя, Иван первым делом позвонил Гнатенко. Тот сразу понял, о чем идет речь, и, сообщив, что выезжает немедленно, отключился. Черепанов отыскал главного врача и, как мог, объяснил ситуацию с таинственным больным. Врач пообещал сделать все необходимое.
Найти в себе силы, чтобы еще раз зайти в палату к Владимиру попрощаться, Черепанов не смог. «На автомате» сев за руль, он стал медленно выезжать из больничного двора, как вдруг увидел вышедшую на крыльцо медсестру.
Притормозив возле девушки, Иван неожиданно для себя самого спросил:
— Оксана, а какие два последних слова вы прокричали мне вчера в телефонную трубку?
— Извините, Иван Сергеевич. Вы не чурбан и не бесчувственный. Вы хороший…
Следующим утром в своем рабочем кабинете Черепанов безуспешно пытался заняться текущими делами. Он уже несколько раз начинал просматривать сводку новостей, но его мысли все равно продолжали крутиться вокруг судьбы Сергеева и возможных последствий этого эксперимента.
Иван позвал секретаря и, вручая ей флешку, предупредил: «Если со мной что-либо случится — ну мало ли, в жизни всякое бывает, — передайте этот материал Виталию Заборскому, пусть подготовит и запустит содержащуюся здесь информацию в эфир».
Аня уже направлялась к выходу, когда Иван в очередной раз представил, какие невероятные события могут в действительности произойти. Зачем же ждать? Сергееву это уже не повредит, а правда — она и есть правда. Она не может не очищать, и он не хочет и не вправе ничего скрывать.
— Подождите, Аня, — Иван остановил удивленную секретаршу. — Отдайте-ка это Заборскому прямо сейчас, и пусть готовит свои предложения.
Черепанов остался один. Нервно шагая из угла в угол, он продумывал ситуацию и отдавал себе отчет в том, что никаких фактов в подтверждение случившегося предоставить не может. Разве является доказательством какой-то разговор с Гнатенко, неведомо кого представляющим? И что доказывает смерть неизвестного бомжа в Желтых Водах? А ведь ничего другого у него и нет.
Переведя взгляд, он увидел за окном знакомый террикон и акацию, неведомо как примостившуюся на породном отвале, улыбнулся чему-то, сел за компьютер и стал писать: «Исторический роман. Системы, в которых все можно рассчитать и предвидеть, существуют. Но они всегда являются частью таких систем, которые невозможно точно просчитать…»
Эпилог
Встреча руководителей двух стран подошла к завершению. Программа, предусмотренная протоколом, была выполнена. Поэтому российский президент был несколько удивлен предложением польского коллеги обсудить наедине еще один важный вопрос. Слегка нахмурив брови, он согласно, хотя и без особого удовольствия, кивнул. И зал, где проходили переговоры, покинули даже переводчики.
Президент Польши встал из-за стола и, подойдя к приставному столику, взял небольших размеров картину:
— Позвольте сделать вам скромный подарок. Как известно, история наших стран долгое время была неразрывно связана.
Эти слова заставили российского президента насторожиться: неужели речь снова пойдет о польских офицерах, погибших в конце Второй мировой войны в Катыни? Внутренне настраиваясь на неприятный разговор, он подошел ближе и взглянул на полотно. К трагедии в Катыни оно не имело никакого отношения. Картина запечатлела битву польских гусар с запорожскими казаками. Внимание привлекала центральная фигура сражения — молодой всадник в рыцарских доспехах, который из последних сил отбивался от наседавших на него казаков.
Понимая, что картина — всего лишь преамбула к чему-то важному, российский президент стал с интересом рассматривать подарок. Он не любил экспромтов, в подготовке которых не участвовал. Но за его плечами была школа, которая научила быть готовым к любым сюрпризам.
Вот и сейчас, сделав вид, что абсолютно не удивлен, он с улыбкой произнес:
— Будем надеяться, что сражения между нашими государствами останутся в прошлом. Тем более что здесь изображены не русские воины, а, как я понимаю, украинские казаки?
— Вы все понимаете правильно, — даже без намека на улыбку ответил руководитель Польского государства. — Это одна из картин Юлиуша Коссака, которую он посвятил трагическим минутам в истории Польши — битве Стефана Потоцкого с войском Богдана Хмельницкого под Желтыми Водами.
И тут российский президент понял, почему польский коллега позволил себе нарушить протокол. Он вспомнил недавний доклад директора ФСБ Шортникова об итогах проекта «Переяславская рада». Фамилия испытателя, которого посмертно наградили орденом Красной Звезды, кажется, была Сергеев. Молодец парень выполнил все, что от него требовалось, хотя так и непонятно, почему операция не дала желаемого эффекта. Жаль, что погиб, — такие преданные делу люди сейчас очень нужны.
