Тяжелые всадники Средних веков жили в эру зерна, но выглядели как люди эпохи металла.
Тяжелой кавалерия была и еще по одной причине — из-за боевых коней. Эти кони не просто должны были выдерживать вес закованного в латы всадника. Это были животные особой породы, которых специально готовили к трудным условиям битвы. Об этих «величественных скакунах» часто пишут источники того времени
. Их забирали в качестве трофеев, преподносили в дар, продавали, покупали и обменивали. Они были крупнее и сильнее обычных лошадей, предназначенных для верховой езды аристократов, и применялись только в бою. Это, естественно, означало, что рыцарю требовались и другие кони, и средневекового всадника скорее следует рисовать в центре небольшого отряда из людей и лошадей. Ему могли понадобиться дополнительно как боевые, так и обычные верховые скакуны. В 1101 году между Генрихом I Английским и графом Фландрским был заключен договор, по которому граф брал на себя обязательство поставлять в королевскую армию конников, причем каждому воину надлежало иметь трех коней
. Цифра достаточно красноречивая, хотя в документах XIII века встречается упоминание о всадниках, в чьем распоряжении находилось сразу по пять лошадей.
Боевых коней все больше закрывали сбруей и латами, отчего кавалерия делалась еще «тяжелей».
На протяжении всего описываемого нами периода, с середины X до середины XIV века, тяжелая конница сохраняла свое неоспоримое значение. Но не все конники обязательно были рыцарями. На самом деле, при изучении этой исторической эпохи нельзя упускать из виду такой существеннейший момент, как сложное переплетение в языке слов, имеющих общее значение «рыцарь», но с разным оттенком — чисто военным или социальным: между французскими cavalier и chevalier, немецкими Reiter и Ritter прослеживается несомненная этимологическая связь.
Латинское miles охватывало обе категории, причем семантика этого слова историками изучена детально. В начале XI века так называли просто тяжелых всадников, иначе именуемых loricatus. Как правило, значения сколь-нибудь высокого социального положения в это понятие не вкладывалось, скорее напротив, поскольку в те времена milites как раз противопоставлялись магнатам и высшей знати. Так, например, когда Вильгельм Завоеватель в 1066 году снизошел до совета с приближенными относительно своих притязаний на английский престол, отпрыск давнего рода виконт Туарский с негодованием прокомментировал: «Никогда или почти никогда раньше milites не призывались на подобный совет!»
Milites были грубой и буйной толпой, и при всей их значимости для государства едва ли их стоит чересчур превозносить. Однако уже в XI веке в некоторых частях Европы это слово стало приобретать почтительный оттенок, и в последующие века такая тенденция лишь крепла и ширилась. В XI веке, чтобы сделать человека воином, ему достаточно было вручить коня и доспехи; к XIII веку рыцарь уже входил в узкий, замкнутый круг, и рыцарство передавалось по наследству. Само понятие рыцарь наполнилось новым содержанием: теперь оно имело значение социальной исключительности, а кроме того, носило религиозный и романтический оттенок. Важно, однако, не упускать из виду того бесспорного обстоятельства, что крупные перемены, которые привели к становлению нового самосознания средневековой аристократии и отчасти дали толчок развитию новой культуры и новых общественных идеалов, очень мало отразились на технике ведения конного боя. Как и в X веке, конница XIII столетия сохраняла свое решающее военное значение, но по-прежнему представляла собой небольшой по численности отряд закованных в доспехи всадников, вооруженных мечами, копьями и щитами. Если не считать нескольких несущественных деталей, Лейденская Книга Маккавеев и гобелен из Байе рисуют конницу — ее вооружение, защитные доспехи и, насколько позволяет судить изображение, боевых коней — практически одинаково. Рыцарей и всадников в латах, сражавшихся на стороне Эдуарда I и Филиппа Красивого на закате XIII века, едва отличишь. (Конный воин XIII века изображен на рис. 4)
.
ЛУЧНИКИ
Средневековые луки были трех видов: короткий, длинный и арбалет. Короткий лук имел длину около трех футов, тетиву при стрельбе оттягивали к груди. В средневековой Европе это оружие было распространено очень широко, его применяли в бою разные народы, прежде всего — скандинавы. В определенных обстоятельствах он мог быть весьма эффективен — такой лук, в частности, помог нормандцам одержать победу при Гастингсе, — но с точки зрения дальнобойности и глубины поражения он далеко уступал луку длинному.
Последний достигал в длину почти 6 футов, и тетиву полагалось оттягивать до самого уха. Зародилось это оружие в Южном Уэльсе. Его эффективность в бою так описывали источники конца XII века:
«В войне против валлийцев один из воинов был сражен стрелой, выпущенной валлийским лучником. Стрела вошла ему в бедро, пронзила верхнюю часть ноги, защищенную сверху и снизу железными щитками, проткнула подол его кожаной туники; затем стрела вошла в ту часть седла, которую называют покрышкой, и наконец, вонзилась в коня, причем так глубоко, что животное пало замертво»
.
Этим оружием в конце XIII и XIV веке английские короли вооружали своих воинов, оно обеспечило их славные победы в Столетней войне. Однако до той поры применение длинного лука носило крайне ограниченный, сугубо местный характер. В то время в Европе основным, то есть самым эффективным оружием был не длинный и не короткий лук, а арбалет
.
Уже в X веке встречаются упоминания о применении арбалета на севере Франции, однако о массовом его использовании можно говорить лишь с конца XI века. Византийская принцесса Анна Комнина описывала оружие крестоносцев как «варварский лук, абсолютно неведомый грекам»
, который производил совершенно «дьявольский» эффект (daimonios). Ей вторило обеспокоенное западное духовенство. Латеранский собор 1139 года постановил: «Отныне мы запрещаем, под страхом отлучения от церкви, применение против христиан и католиков этого смертоносного оружия арбалетчиков и лучников, ненавистного Господу»
.
Однако церковные запреты не возымели большого действия. К концу XII века крупные отряды конных арбалетчиков, которые князья включали в свое войско, являлись едва ли не самым эффективным и устрашающим инструментом ведения боя. В 1241 году, когда германский король Конрад IV готовился отразить монгольское нашествие, он начертал сжатый перечень тех неотложных мер, которые надлежало принять князьям. В списке из пяти пунктов нашлось место и такому лаконичному предписанию: «Пусть будут у них арбалетчики»
.
Арбалеты, при их достаточно невысокой скорострельности, были необычайно эффективны благодаря страшной пробивной силе. Среди останков, обнаруженных в ходе раскопок на поле битвы у Висбю, на острове Готланд (1361), встречаются черепа, пронзенные пятью или шестью арбалетными болтами (стрелами)
. Это означает, что болт прошел через шлем либо другой головной убор, закрывавший головы идущих в бой готландских крестьян, и пробил черепную коробку. От арбалета не спасали ни кольчуга, ни шлем. Рыцари — предводители конницы тоже стали уязвимы. Французский король Людовик VI был ранен стрелой из арбалета, Ричард Львиное Сердце от такой стрелы пал в сражении.
