СИСТЕМА ПРАВА
Ясно, что окружение, в какое попадали переселенцы в результате миграционных процессов, было неодинаковым. Переселяясь в центральную Месету, кастильцы оказывались в местности, пригодной для зернового хозяйства, виноградарства и овцеводства, если, конечно, у них хватало людей для сельскохозяйственных работ и зашиты от мусульманских набегов. В долинах Эбро и Гвадалквивира пышным цветом расцвело орошаемое земледелие. К востоку от Эльбы, в Силезии, Мекленбурге и Померании, обширные территории были заняты густыми лесами, которые могли быть расчищены под пахоту — и действительно, к концу Средневековья земли полабских славян превратились к одну из главнейших житниц Европы. Территория германского заселения расширилась на север вдоль Балтийского побережья вплоть до Финского залива, а на восток — до Трансильвании, где к концу XII века германцы возделывали виноград, пасли в лесах свиней и получили из рук короля Венгрии привилегированные права. Расселение германцев шло и в Польше, где они также вырубали — ни в коем случае не сводя на нет — густой лесной покров. Области, куда шло средневековое переселение народов, значительно различались и в климатическом отношении. В Иерусалимском королевстве среднемесячная температура июля превышала 77 градусов по Фаренгейту, а в землях Ирландии едва доходила до 59 градусов (соответственно 25 и 15 градусов по Цельсию). В некоторых регионах землю приходилось осушать, в других — орошать. Таким образом, колонисты оказались в разных природных и созданных человеком условиях обитания, к которым им надлежало приспосабливаться: это могла быть лесотундра, болото, плодородные почвы умеренной зоны, высокогорное плато, зона орошаемого садоводства, полупустыня.
Однако то социальное и институциональное устройство, которое иммигранты возводили для себя на своей новой родине, было более однородным, чем можно было бы ожидать исходя из различий в природных и сельскохозяйственных условиях. Если, к примеру, сопоставить документы, относящиеся к поселениям в Восточной Европе и Испании, то немедленно бросаются в глаза определенные параллели. Вот конкретный пример. В 1127 году Альфонс I Арагонский пожаловал Санчо Гарсиесу Наваскуэсскому замок (castro) или поселение (villa) под названием Термино в окрестностях Уэски, «дабы ты населил этот замок и деревню» (ut popules illo castello et ilia villa)
. Пожалование было сделано в форме фьефа. Королю полагались три стандартных владения — юбита (iubitas) в качестве домена и три — для замка, а Санчо достались три юбита по праву наследства. Будущим поселенцам выделялось два юбита в случае, если они будут рыцарского сословия, и одно — если нет, а также предоставлялся закон (fuero) Эхеи. «Это я даю тебе, Санчо Гарсиес, — заключал монарх, — и ты можешь населять и делить эти владения по своему усмотрению».
Можно сравнить этот документ с тем, который был издан епископом Вроцлавским Фомой в середине XIII века. Епископ пожаловал своему рыцарю Годиславу, «учитывая его заслуги», деревню Прошов (Прошау), с тем чтобы «он заселил ее в соответствии с германским законом так же, как заселены соседние деревни, принадлежавшие ранее ордену крестоносцев»
. Деревня приблизительно состояла из пятидесяти мансов, из которых Годиславу доставалось десять. В свою очередь, он уступал четыре из этих десяти мансов епископскому проктору. Годислав также получал право на строительство мельницы и трактира в Прошове и третью часть доходов от судопроизводства на правах скультета (scultetus или Schulze), то есть местного магистрата. Поселенцам, чтобы встать на ноги, на восемь лет давалось освобождение от десятины, после чего вменялось платить одну восьмую марки серебра с каждого манса в качестве ренты и десятину с урожая.
В этих двух документах, испанском и польском, прослеживаются несколько существенных схожих моментов: земля передавалась в собственность с целью ее «заселения»; предполагалась посредническая и предпринимательская роль держателя лена; будущим поселенцам выделялись одинаковые наделы; держателю лена заведомо давалось определенное количество таких участков земли; к новым поселенцам применялись законодательные модели, уже действующие в соседних поселениях. Наличие таких сходных моментов говорит о том, что в обоих случаях освоение новых территорий было целенаправленным и регулируемым процессом. Главными организационными принципами являлись делегирование прав и единообразие. Причины такого принципиального сходства организационных форм в двух совершенно различных регионах освоения заключались в том, что и на Пиренеях, и в Восточной Европе, по сути дела, точно так же, как в Ирландии или Палестине, землевладельцы и колонисты с общей культурной традицией, «франкской», или «посткаролингской», оказывались перед лицом одних и тех же проблем. Они имели общие социальные традиции, выражавшиеся в представлениях об обмере земли, власти и свободе, типах сельской общины, о документальном подтверждении дарения, и испытывали одинаковую потребность в трудовых ресурсах. Для начала рассмотрим эту дилемму, после чего перейдем к механизмам ее решения.
На протяжении почти всего Средневековья в большинстве областей Европы землевладельцы, как правило, имели землю, но испытывали недостаток в рабочей силе. Обратная картина наблюдалась реже. В относительно малонаселенной Европе, с обилием лесов, кустарниковых зарослей и болот, рабочая сила была в дефиците. Методы решения этой проблемы были различными. Некоторые землевладельцы накладывали ограничения на перемещение рабочей силы правовыми мерами: крестьяне-держатели были «привязаны к земле», браки могли заключаться только внутри поместья, сыновьям держателей запрещалось принимать церковный сан. Это были ограничения минималистского толка, поскольку хотя они и были призваны обеспечить стабильность имевшейся у господина рабочей силы, но по сути дела вели к замораживанию существующей модели распределения трудовых ресурсов. Эта политика закрепления на господской земле была лишена динамики. Постоянным искушением оставались соседские сервы, и землевладельцы нередко договаривались о передаче друг другу крестьян в обход закона, однако в общем и целом феодальное общество не имело ни механизмов, ни стимулирования для движения рабочей силы.
В то же время действительность существенно отличалась от теории, отчасти из-за того, что между господами существовала конкуренция в борьбе за сервов, отчасти — потому что в средневековом обществе были и иные, более динамичные способы завладения рабочей силой, например, набеги для захвата рабов или насильственное перемещение населения. Например, когда Бржетислав I Чешский в 1038 году вторгся в Польшу и подошел к крепостным сооружениям Гича, жители не сумели оказать сопротивления и в конце концов было принято решение об их переселении, со всем скарбом и домашним скотом, в Богемию. Бржетислав выделил им участок леса, который надлежало расчистить, и позволил им жить под началом своего старосты и по своим обычаям. Двумя поколениями позже они еще отличались от чешского населения и продолжали именоваться гедчанами, то есть людьми из Гича
. А спустя несколько десятилетий в другой части Европы предводитель нормандцев в Южной Италии Робер Гвискар восстанавливал и основывал поселения в Калабрии путем поселения там бывших жителей захваченных им сицилийских городов
. В 1165 году валлийский князь Дафид аб Овэйн Гуинет «опустошил Тегейнгл и угнал жителей и скот в Дифрин Клуид»
. Во всех этих случаях захват населенного пункта имел значение лишь постольку, поскольку позволял захватить его жителей. Добычей были мужчины, женщины, скот и пожитки, а не просто территория. Насильственное переселение людей было одним из способов влить свежую кровь в феодальное общество.
