Ряд исследователей согласны в том, что Яков I в течение большей части своего правления удерживал пуритан в церкви
. При Якове I пуритане поддерживали различные импровизированные формы религиозности, появлявшиеся по инициативе священников и наиболее активных светских лиц — «пророчества», посты, лекции, общие собрания для коллективных молитв. Епископы в начале XVII в. тоже не оказывали давления на пуритан и считали, что завоевать пуритан на сторону церкви можно тем, чтобы превзойти их в набожности
.
Яков I, как полагает П. Лейк, всё же отказался пойти на сближение с умеренным пуританизмом, поскольку опасался, что это может ослабить степень его личного контроля над формой церковной организации и преобладающими в церкви богословскими идеями, затруднит его отношения со своими подданными из числа католиков, будет влиять на внешнюю политику Англии
.
По мнению ряда исследователей, пуританский евангелизм не проповедовал идею социального конфликта. При изучении пуританской религиозности в Кенте и Суссексе П. Коллинсону, Н. Тайэку и Дж. Горингу не удалось выявить явных социальных различий между пуританами и теми, кто отказывался разделять их идеи
. Даже в пресловуто пуританских населенных пунктах Бэнбери и Крэнбрук в средних и высших классах местного общества не' было однообразия в религиозных верованиях. Религия и мораль в предреволюционной Англии, утверждает Коллинсон, были «делом вкуса и выбора, а не социального статуса». При этом наиболее радикальные из пуритан мечтали, чтобы к представителям всех классов применялись единые мерки на основе норм суровой и установленной законом религиозно-моральной дисциплины. Но в дореволюционной Англии ситуация никогда не была такой — соблюдение норм религии и морали было, в сущности, добровольным. Такое состояние способствовало различиям в религиозных взглядах, скорее, внутри социальных классов, а не между ними. Более набожными были женщины, пожилые люди, то есть в религиозности заметными были половозрастные различия. Коллинсон заключает, что простое отождествление пуритан раннестюартовской Англии и социальной элиты или даже более широко понимаемых верхов общества является непродуманным
.
По мнению Дж. Эйлмера, на средний класс радикальный протестантизм, а впоследствии пуританизм, воздействовал гораздо сильнее, чем на верхи или низы общества. Если считать пуританизм не социальным движением и не комплексом идей, а особым темпераментом и мировоззрением, то, безусловно, он не был ограничен рамками какого-либо одного социального класса; тем не менее, пуританизм утвердился в определённых слоях общества и в определённых частях страны прочнее, чем в других
.
П. Коллинсон полемизирует с М. Кертисом и возражает выводам его статьи «Отчуждённые интеллектуалы раннестюартовской Англии»
, в которой утверждается, что пуритански настроенные духовные лица в начале XVII в., не имея возможности получить должность в церкви Англии, превратились в оппозиционную церкви силу. Коллинсон полагает, что перспективы карьеры для образованного духовенства в это время всё же существовали, следуя в.своих выводах за статьей Я. Грина «Карьерные перспективы и конформизм духовных лиц в раннестюартовской церкви». После окончания университетов среди пуритански настроенных священников была распространена практика организации кружков дальнейшей самостоятельной подготовки, которые формировали привычку заниматься богословием и повышали профессиональный уровень священников, способствовали публикации трудов друг друга
. Лекции в комбинации, распространившиеся в начале XVII в., при которых создававшиеся для этих целей группы священников организовывали по очереди проповеди тех, кто входил в эти группы, а потом коллективно обсуждали проповедь, П. Коллинсон не считает симптомом отчуждения от установленной церкви: напротив, такие лекции отвечали потребностям и даже духовным нуждам влиятельных сил в провинциальных городах. При этом проповеди в рыночных городах, как удалось установить, даже увеличивали количество пришедших на рынок покупателей, которые слушали публично выступавших проповедников. В разных городах страны власти, насколько были возможности, находили способы содержать на городские средства и специальные сборы в приходах таких священников, которые могли произносить проповеди, хотя это не всегда обозначалось понятием «лекторство»
.
П. Коллинсон утверждает, что пуританизм сам по себе не был подрывным в своем отношении к установленной церкви и короне, его таким представляли Лод и последующие роялисты. П. Лейк отмечает, что в начале XVII в. многие просто не считали пуританизм чем-то враждебным англиканству, рассматривая его как проявление евангелического рвения, нонконформистской наклонностью, которая могла существовать в гибкой структуре церкви Англии
.
В то же время, по мнению Коллинсона, следует признать, что «существовавший в первые десятилетия XVII в. энергичный альянс пуританского магистрата и священства был индексом нестабильности в обществе». Об этом свидетельствует то, какую важную роль играло в это время понятие «враг» во всей аргументации и деятельности современников, а этот «враг» отождествлялся с папой, иезуитами, ведьмами, или же со сбродом, чернью в обществе, и в их адрес изливалась негодующая религиозная ненависть. С. Кларк обнаруживает в английском обществе «коллективную паранойю, предрасположенность видеть происходящее в понятиях бинарной оппозиции, формы аргументов и выражения, основывавшиеся на антитезисах, одержимость крайними полюсами в религиозной и моральной сфере». Всё это, тем не менее, не формы психоза, а характерные черты ментальности этой эпохи
.
В начале XVII в. у английских протестантов, как пишет П. Коллинсон, развилось стремление видеть во всём, происходящем в обществе, борьбу добра и зла, и задаётся вопросом, объясняется ли это какими-то глубокими эмоциональными потребностями личности этого времени, или же это было следствием существовавшей системы образования и риторических элементов в ней. Пуритане встали на сторону парламента в гражданской войне не потому, что хотели изменить политическую конституцию страны — они хотели защитить истинную религию, и гражданская война была в этом смысле религиозной. Именно накал религиозного чувства сильно способствовал тому, что парламент смог начать войну, потому что сугубо политические проблемы всё же могли обсуждаться и решаться в форме дискуссий. Религиозная же оппозиция отличалась от других форм оппозиции гораздо большей страстью и крайностями в риторике
.
Многие историки возражали тому, чтобы религия рассматривалась как самодостаточный объясняющий фактор в событиях, происходивших накануне гражданской войны, но, как считает П. Коллинсон, следует обратить внимание на то, что религиозный фактор был очень действенным и ускорил ход событий, которые, к тому же, могли не произойти без влияния религиозного фактора, поскольку существовавшие нормы поведения и политические условности оказывали сдерживающее влияние. Религиозный фактор связал в единое целое социальные элементы, которые были очень разными, за исключением того, что разделяли общие религиозные ценности, и религия даже легитимировала такие действия, которые в ином случае расценивались бы как незаконные и насильственные. Как считает П. Коллинсон, применительно к данной ситуации, относящейся к происхождению гражданской войны в Англии, действие религиозного фактора может ускорить событие, содержание которого не сводится к чему-то религиозному. Под действием религиозного фактора гражданская война в Англии началась, несмотря на то, что большая часть политически активной нации в Англии накануне открытия военных действий в соответствии с естественными человеческими наклонностями была предрасположена скорее к нейтралитету.
