Церемония, состоявшаяся в Чепрано, означала невиданное: примирение папы с Гогенштауфеном, наследником ненавистного Риму Фридриха II, к тому же незаконнорожденным (см. главу III). Политика возобладала над идеологией, а дипломатические маневры Манфреда, ставшего после скоропостижной кончины старшего брата, Конрада IV, полновластным хозяином Regno (законный наследник, маленький Конрадин, находился в Германии под надзором матери и опекунов), казалось, увенчались успехом. Как всегда, папство нуждалось в сильном защитнике, а в условиях междуцарствия в империи и многолетнего отсутствия короля во Франции — Людовик IX только-только вернулся домой из Палестины — сицилийский правитель представлялся Риму не лучшим, но все же приемлемым вариантом.
Дальше, однако, случилось непредвиденное. Папа с огромной свитой, практически со всем двором, добрался до Неаполя, где вел себя как подлинный хозяин, все больше раздражая Манфреда и его приближенных. «Чего бы там ни желал и на что бы ни надеялся Манфред, он не был готов к столь длительному присутствию папы. К тому же цель последнего даже не удалось скрыть — личное унижение Манфреда и уничтожение политических интересов Гогенштауфенов»
. Но спустя месяц с небольшим Иннокентий IV заболел и в начале декабря 1254 года умер. Коллегия кардиналов собралась здесь же, в Неаполе, и уже 12 декабря избрала новым понтификом Ринальдо ди Йенне, приходившегося племянником одному из недавних пап — Григорию IX. Новоизбранный папа принял имя Александра IV. К тому времени Манфред уже месяц как был в бегах: после того как покойный папа обвинил его в убийстве одного из местных вельмож, Гогенштауфен предпочел скрыться, чтобы не стать фактическим заложником папства
. Смерть Иннокентия ситуацию не изменила: Александр IV подтвердил все обвинения против Манфреда и после того, как тот отказался лично явиться на папский суд, в марте 1255 года объявил его отлученным от церкви.
Конфликт с папством продолжался еще три года и, к удивлению многих, принес победу Манфреду. На юге Италии у него оказалось больше союзников, чем у римского понтифика, чьи военные силы были ограниченны. Александр IV был куда менее решительным и удачливым политиком, чем его предшественник
[100]. Портрет, нарисованный несколькими штрихами хронистом Салимбене, дает представление о нем как о человеке образованном, который «любил заниматься богословием, и часто и с охотой произносил проповеди, служил мессы и освящал церкви… Он сохранял необычайную преданность друзьям… Не вмешивался этот папа в войны, а провел дни свои в мире. Был он толстый, то есть дородный и тучный… Благожелательный, милостивый, богобоязненный, “праведный и благочестивый” (Лк. т. 25) он был и преданный Богу»
.
Многие в Италии, причем не только на юге, полагали папский режим менее экономически и политически выгодным, чем власть Гогенштауфенов
. Что же касается Regno, то там сыграли свою роль не только эти соображения, но и сформировавшаяся за десятилетия лояльность местных элит «швабской» династии, и определенные политические, экономические, культурные и личные связи, которые за времена Отвилей и Гогенштауфенов сплотили изначально пестрые и разнородные территории итальянского юга. Они заставили жителей Regno почувствовать себя принадлежащими единому целому, а потому — предпочесть власть отпрыска старой династии, пусть и бастарда, неуверенному папскому правлению, грозившему новыми междоусобицами. «Королевство… определенным образом проявило собственную волю и нежелание подвергнуться расчленению от рук папства»
.
Александру IV не оставалось ничего, кроме как вновь поставить все на ненадежную английскую карту. В 1255 году папа подтвердил решение своего предшественника о даровании сицилийской короны Эдмунду, младшему сыну Генриха III. В обмен король Англии взял на себя тяжелые финансовые обязательства — выплачивать Риму 2 тысячи унций золота в год и возместить расходы на войну папства с Манфредом. Таких денег у короля Генриха попросту не было
. Более того, сицилийские обязательства вызывали все большее раздражение у английских баронов, в конце концов выступивших против своего короля с оружием в руках.
В Риме поняли, что для решения проблемы по имени Манфред придется искать других помощников. Но решать эту задачу Александру IV уже не пришлось, так как его не слишком долгий и неяркий понтификат подошел к концу в апреле 1261 года.
Преемником покойного был спустя несколько месяцев избран француз Жак Панталеон, патриарх Иерусалимский, ставший Урбаном IV. Тогда, конечно, никто не предполагал, что избрание этого папы открывает новую эпоху в истории католической церкви. На протяжении более чем столетия после интронизации папы Урбана престол святого Петра будут занимать в основном понтифики родом из Франции, в коллегии кардиналов также начнут доминировать французские прелаты, а в XIV веке папство и вовсе на несколько десятилетий перенесет свою резиденцию в Авиньон. За редким исключением папы этого периода будут тесно сотрудничать с Французским королевством, а многие — находиться от него в прямой зависимости. Карл Анжуйский и его эпопея во многом положили начало этому процессу, в результате которого «папство, не имея возможности опереться на империю, попало под власть новой ведущей европейской державы — Франции»
.
Однако в начале 1260-х годов до этого было еще далеко. Папа Урбан, человек весьма энергичный и много поездивший по свету, попытался найти решение проблемы Гогенштауфенов, то есть сделать то, в чем не преуспел его предшественник. К тому времени Манфред официально короновался в качестве сицилийского короля, воспользовавшись слухами о смерти в Германии маленького Конрадина, — слухи эти, возможно, были распущены агентами самого Манфреда
[101]. Вдобавок он приобрел заметное влияние не только во всей Италии, к северу от границ Regno, но и за морем, выдав в 1262 году свою дочь Констанцию за наследника арагонского престола принца Педро, будущего Педро III (этот брак сыграет важную роль в событиях, последовавших за «Сицилийской вечерней» 20 лет спустя). Папа был в ярости: Арагон, одно из самых могущественных государств Средиземноморья, стал союзником Гогенштауфена. На английского короля и его сына в сицилийской партии более рассчитывать не приходилось, и в поисках поддержки Урбан IV обратил взор к своей родине, Франции. Так на сцену в качестве претендента на сицилийский трон спустя десятилетие вновь вышел Карл Анжуйский.
