– Что? Чего это вы обе на нас так пялитесь? – спросила я, когда, улучив минутку, зажала Лизу в коридоре перед ванной комнатой. – Чего не так?
– Ты никогда не говорила, что твой Саша – такой красавчик. Просто блеск. И ты его от нас прятала? Да я бы уже давно за любыми воланами прыгала! Молодец, сестренка! – И Лизавета подмигнула мне.
– О господи, – простонала я, осознав, что за всей этой суетой позабыла объяснить сестре и матери, с кем именно сподобили меня небеса припереться на мною же сфальсифицированную вечеринку. – Срочно зови маму. И скажи Сереже, что его зовут Игорем.
– Кого? Сережу зовут Игорем? Ты с ума сошла? Вроде не пила еще, – принялась дразнить меня Лизавета.
– Сашу! Сашу зовут Игорем, – прошипела я, погрузив Лизавету в полнейшую растерянность.
– Игорь? – зашипела она. – Интересное кино. И кто он?
– Он… ну, человек! – пробормотала я, запоздало осознавая, как это ужасно прозвучит, если я признаюсь, как и зачем я привела сюда нашего штатного психотерапевта. Игорь выглянул из комнаты, явно в поисках меня. В руках он держал очередное канапе.
– Все хорошо?
– Прекрасно! – ядовито улыбнулась моя сестрица. – Кушайте, кушайте, мы сейчас. – И снова зашипела мне на ухо: – И почему, интересно, я о нем ничего не слышала? Ты вообще-то думала меня в курс дела ввести? Я все утро смотрела фильм про бадминтон, чтобы мне было о чем говорить с этим твоим Сашей. А это, значит, не он? А кто? И о чем с ним говорить?
– О психологии говори, это же вечная тема.
– Мужчины в психологии ничего не смыслят, – фыркнула Лизавета. – Где ты его взяла? И зачем ты его привела сюда?
– Ну… – Я застыла и посмотрела на сестру, чуть склонив голову. Нужно было срочно что-то сделать, чтобы отвлечь ее от вопроса, отвечать на который я была пока не готова. И я тут же нашлась, что сказать. Годы практики.
– А у тебя, кажется, ус растет. Точно. Волосы над губой.
– Что? Не может быть, я все удаляла!
– Усатая ты полосатая! – усмехнулась я нежно, глядя на панику, вполне мною ожидаемую. Обеспокоенная своей внешностью, Лизавета метнулась к зеркалу. Так, Лиза дезактивирована как минимум на десять минут, пока она будет проводить ревизию своей красоты. Усов у нее, конечно, никаких не было, но она всю жизнь, с самого детства, боялась, что они у нее отрастут. Вот кто-то ей сказал, что у нее усы растут, и с тех пор она постоянно контролирует отсутствие растительности над верхней губой. Бедняжка. Я выскочила из коридора и бросилась в комнату, как вдруг услышала звонок, имитирующий устаревший уже сигнал соединения модема. Я знала, кто звонит, этот рингтон мне Сашка сам установил, чтобы я, по его словам, могла наслаждаться звуком цифрового кода. Проблемы сыпались на мою голову, как снежный ком.
– Алло, привет. Слушай, тут такое дело… – промямлила я, не дожидаясь приветствия. Но меня проигнорировали. Как всегда.
– Файка! А я уже еду. Можешь собираться, я буду минут через пятнадцать. Я взял для тебя ракетку специальную. Ну, ты чего молчишь?
Я молчала, потому что слова вдруг застряли в моем горле. В дверном проеме стоял и смотрел на меня внимательными, умными глазами цвета хаки товарищ Малдер.
– Я тебе перезвоню, – бросила я и отключилась. Обстоятельства складывались хуже некуда, последствия которых просчитать не представлялось возможным. В коридоре «нарисовалась» мама, она улыбалась приторно-сладкой улыбкой и рассматривала Игоря, словно тот был редким экспонатом музея восковых фигур мадам Тюссо.
– Значит, вы – тот самый Саша, – спросила наконец мама, и мое сердце ухнуло куда-то вниз. – Я так много слышала о вас. Неужели действительно можно настолько сильно увлекаться бадминтоном? Нет, я тоже в молодости любила… такие вещи. У Фаечкиного отца на работе, к примеру, стоял теннисный стол, знаете, для настольного тенниса. Но это же не одно и то же.
– Мама! – воскликнула я, а Игорь улыбнулся.
– Нет, Маргарита Венедиктовна, не одно и то же, – ответил он, хитро поглядывая на меня.
– Надо же, вы правильно запомнили мое имя! – порадовалась мама. – Вы даже не представляете, как часто люди коверкают мое отчество. Викторовна – самое простое. А так – и Виссарионовна, и Варфоломеевна, и кем меня только не звали…
– Запоминать имена – довольно сложное дело, да? – кивнул Игорь, продолжая испепелять меня взглядом. – К слову об именах, кто выбирал имя для вашего внука Володи? Красивое.
– Вы считаете? Это имя мы ему дали в честь деда, отца моего мужа. Вы, наверное, не знаете. Его больше нет с нами… – Мамин голос задрожал. В чем угодно она могла быть крепкой как скала, но только не когда дело касалось отца. Я знала, как ей его не хватало. Он был центром ее вселенной, незримо, но прочно удерживал мир на месте, как те мифические первородные киты и черепахи. Без него мир шатался и от него отваливались куски старой штукатурки.
– Сочувствую, – кивнул Игорь.
– Спасибо. Ничего, – всхлипнула мама. – Мы хотели назвать Володечку в его честь, Пашей, но потом подумали, что не стоит. Знаете, вместе с именем ведь мы и судьбу принимаем.
– Ага, именно, – буркнула я себе под нос и тут же пожалела. Мамин взгляд просох, она обернулась ко мне.
– Фаечка у нас – прожженный материалист. Знаете, Саша, она не в свое время, наверное, родилась. В Советском Союзе материализм был таким модным, но сейчас, слава богу, другое время. А вы, Саша, – вы тоже материалист?
– Я предпочитаю считать себя человеком, способным на резонные сомнения, – сказал Игорь, и я вздрогнула от удивления. Такой корректный и… неглупый ответ. Ничего себе!
– Резонные сомнения? – улыбнулась мама. – Что ж, это тоже неплохо. Неудивительно, что вы нашли с Фаей общий язык.
– Да, мы нашли… язык, – произнес Игорь многозначительно. – Кстати, о языке. Фая, мне нужно с тобой кое-что обсудить. Будь добра…
– Конечно, – процедила я, не ожидая ничего хорошего. Я прошла за Игорем в детскую комнату, и он аккуратно прикрыл за собой дверь. Некоторое время он смотрел на меня внимательным взглядом своих зеленых глаз, а затем склонил голову набок – серьезный, ни тени улыбки.
– Они ждали Сашу? Почему?
– Ох, не знаю, – совершенно честно ответила я. – Я ведь только сказала, что приду не одна, а они все решили, что это будет Саша. Наверное, потому, что больше не было никаких кандидатур.
– И потому, что он тебе нравится, – добавил Малдер за меня. – Ничего, что я перешел на «ты»? На правах вашего Саши, так сказать. – В его голосе проскользнула какая-то нотка… Если бы я была хороша в интерпретациях интонаций, я бы сказала, что он был задет за живое. Но я всегда была неразборчивой, если дело касалось эмоциональных сигналов. В них нет никакой определенности, никакого нормального алгоритма для расшифровки.
– Он нравится моей сестре, – бросила я.
