– Покажите.
– Мы их клиентам отдали, – ответил он.
– Прямо с перепутанными артикулами? – бесилась я. – То-то им радости было на складе, я думаю.
– Мы все вручную поправили, – довольный своей сообразительностью ответил он.
– О, господи. Вы хоть осознаете, что выправленные вручную артикулы никак не исправят бага в системе? Распечатайте мне все! – потребовала я, и меня завалили бумагой. Артикулы действительно были перепутаны, и причина этому была самая забавная. Не троян, не вирус какой инопланетный и не конфликт данных с программой или, упаси боже, с самой операционной системой великого и ужасного Билли, мать его, Гейтса. Артикулы перепутались, потому что кто-то это сделал специально. К такому неожиданному и неординарному выводу я пришла, перелопатив бумаги, сверив мегатонны номеров, штрихкодов и наименований. Причем сделали это вручную, потратив много сил и времени. Кто-то целенаправленно сидел и уничтожал данные системы.
– Какого лешего! – шипела я, в ярости сравнивая оригиналы из документации партнеров и поставщиков с теми, что наши орлы из отдела продаж вбили в нашу базу. – Вам что, из одной базы в другую данные перекачать трудно? Зачем и кто их тут вручную-то правил?
– Никто! – клялся мальчик, самый смышленый из всех «девочек» отдела продаж. Я закатила глаза, выдохнула, чтобы только не начать на него орать. Следы ручного ввода имелись повсюду, цифровые следы, жирные, нестираемые. Как будто кто-то в грязных сапогах прошелся по белому ковру.
– Я когда до системных файлов дойду, все равно увижу, кто пароль вводил. Но, главное, вы мне объясните – зачем? Ну вот ЗАЧЕМ? – Я встала, заканчивая переустановку и обновление базы. – Четыре часа моего времени! Знаете что, я докладную напишу. Пусть кого-нибудь тут у вас покарают за саботаж.
– Какой саботаж, у нас даже доступа нет к такому уровню редактирования. Вы не понимаете? – возмущался мальчик. Я смотрела на его красное от напряжения лицо, на ставшую несвежей рубашечку, пиджак, болтающийся на одном «плече» его стула. В таком виде он напомнил мне Постникова, тот тоже выглядел усталым и раздраженным, словно ему тоже пришлось вручную разбираться в дебрях перепутанных артикулов.
– Я не понимаю. Предоставьте мне список лиц, имеющих доступ к формированию исходных данных по базе. Впрочем, не надо. Не стоит. Я завтра сама его запрошу в системе. А пока я все исправила и искренне надеюсь, что ни один ваш местный «умник» не обрушит систему хотя бы до завтра!
Я развернулась, пошла к выходу. На меня из-за серых столиков смотрели серые, усталые, перепуганные лица «девочек». В их глазах отражались экраны, заполненные столбцами, столбцами, столбцами. Все мы – рабы лампы. Интересно, а они тут как снимают стресс? Что делать с желанием завизжать и размозжить голову об стену, когда каждый день тебе нужно приходить сюда с сияющим от счастья лицом? Девочкам нужно носить соответствующую одежду, не забывая сделать макияж и маникюр, и не жаловаться на ломоту в спине, на усталость и на то, что в глаза словно набросали песку. Может, поэтому они все тут такие молодые? Может, корпорация пожирает их еще до того, как им исполнится тридцать? Хотя, с другой стороны, Маше Горобец тридцать четыре, и ничего. Адаптировалась как-то.
Человек – удивительное создание, способное адаптироваться даже в самых, казалось бы, безнадежных условиях. Ледниковый период только сделал нас хитрее и проворнее. Круче нас, наверное, только хамелеоны, они вообще умеют принимать цвет и форму окружающего их мира. Хотя… я видела работников холдинга, умеющих принимать форму табуретки, если это было нужно. Вот я, к примеру, сейчас вполне сойду если не за табуретку, то за лешего. Волосы дыбом, глаза навыкате. Я стояла в лифте и смотрела на себя в большое, идеально чистое зеркало, из-за которого кабина становилась похожей на перемещающуюся по вертикали комнату допросов. Сколько вообще времени? Я забыла в этой круговерти артикулов что-то важное. Я как раз выходила из лифта, пытаясь сбросить это ощущение дежавю, когда навстречу мне вышел Игорь. И я тут же хлопнула себя по лбу. Вот о чем забыла. Игорь же предложил мне подвезти меня домой! Зачем? Благотворительность? Наверное, я слишком сильно стонала в его присутствии от все еще ноющих мышц.
– Фая! Ты еще здесь? Я решил, что ты ушла либо прячешься, – пробормотал он, но вместо обычной его насмешливости услышала только сухой шелест опавшей листвы. Голос усталый и тихий. Глаза больные. Сегодня для всех нелегкий день – понедельник.
– Интересно, зачем бы мне прятаться? Хотя… если ты захочешь провести надо мной какой-нибудь психологический эксперимент, я убегу, крича и вырывая волосы.
– У тебя усталый вид, – ответил Игорь, проигнорировав мою попытку пошутить.
– Да? Ну, это, скорее всего, из-за того, что чертовски устала, – призналась я. Игорь посмотрел на меня долгим, серьезным взглядом, а потом покачал головой, словно сам себя пытался убедить в чем-то – без особого успеха. Может быть, в том, что со мной можно общаться как с нормальным человеком.
– Я уже собирался уходить, – пробормотал он, с явным намерением обойти меня слева и исчезнуть в лифте. Я нахмурилась. Он же вроде собирался меня подвозить. Передумал?
– Хорошего вечера.
– И тебе тоже. Ты только не засиживайся все-таки. Тебе нужен нормальный здоровый отдых.
– О здоровом сне нам остается только мечтать, – улыбнулась я, провожая Игоря взглядом. Затем посмотрела на настенные часы. Обычно я ориентируюсь по времени в моем телефоне, но сегодня его у меня под рукой не было, и я была счастливой – не наблюдала часов. Семь. Почти семь вечера. Он что, торчал тут, ждал меня почти час? Почему этот благополучнейший представитель мужского пола иногда выглядит так, словно потерялся в тумане? Разве такие мужчины, как Игорь, бывают одинокими? В конце концов, он должен быть давным-давно женат, с тремя детьми, обожающей его тещей, а еще с кучей друзей. Что он делает тут?
– У тебя такой странный взгляд, что невольно хочется спросить, о чем ты думаешь, – вдруг пробормотал Малдер.
– Ну… да. О твоей жене, – ляпнула я, и Игорь закашлялся от неожиданности.
– О чем? То есть о ком? Повторишь? Только для меня!
– Ни за что. Игорь?
– Что? – спросил он, а за его спиной открылись двери лифта.
– Мне просто на секунду показалось… Слушай, ведь у тебя-то должна быть просто идеальная жизнь, – пробормотала я. – Особенно в сравнении с моей. Я права?
– Серьезно? – Он усмехнулся и потер лицо ладонями. – Ну, это вряд ли. Ничего такого, что соответствовало бы твоему представлению о лучезарности. Вообще, такое ощущение, что у тебя для каждого землянина уже нарисована картинка его идеальной жизни. Словно каждый из нас должен жить в соответствии с инструкцией.
– Инструкция – это, конечно, слишком. Просто ты же… на тебе же просто штампик стоит: благополучный, мама дорогая.
– Я долго работал над этим имиджем, знаешь ли.
– И ты, значит, Брут? Тоже врешь людям и носишь маски? Нет, я знаю, сапожники часто сами бывают без сапог. Не все психологи – не психи.
