– Ты пронзил мне сердце, – пробормотала я.
– Серьезно? – тихо рассмеялся он.
– Нет, не сердце. Печень, наверное. Твоя коробка передач. Кажется, она уже продырявила мое тело.
– Ох, я не заметил. – Игорь отодвинулся, но недалеко, так чтобы только чуть-чуть ослабить давление.
– Что это было? – поинтересовалась я.
– Это? Ты про поцелуй? Или про что-то еще? – усмехнулся он. – Наверное, ищешь сейчас пищу для волнений, размышлений и сомнений. Ты, как я понял, постоянно этим занимаешься.
– Кто ищет – тот всегда найдет, – кивнула я и склонилась, взяла красивое, я бы даже сказала, ошеломительно изумительное лицо Игоря в ладони, нежно склонилась и поцеловала его в губы. Все-таки как странно – простое соприкосновение губ не должно вызывать такую бурную реакцию организма. Я сидела, тяжело дыша, мое сердце билось неровно, словно я умудрилась заработать временную стенокардию, мои руки дрожали, и я одновременно хотела целоваться и боялась, что все происходящее – только сон.
– Так, все! – воскликнул Игорь. – Поехали.
– Что-то не так? – заволновалась я, глядя на раскрасневшееся лицо нашего психотерапевта. Он замотал головой, словно не мог и не желал облекать в слова то, что произошло. Я покраснела. – Извини.
– Что? За что? – Игорь завел машину, положил руку на ручку коробки передач, а затем посмотрел на меня осуждающим взглядом. – Вот скажи, Фая, ты сейчас за что извинялась?
– Я не знаю. Не уверена. Честно говоря, когда я нахожусь рядом с тобой, мне постоянно кажется, что я делаю что-то не так. Но я не хочу домой.
– Ага, – задумчиво кивнул он, а затем, не говоря больше ни слова, поехал по опустевшей улице. Я сидела, вжавшись в сиденье, смотрела на пролетающие мимо меня темные улицы. Поздно, уже совсем поздно. Вечер. Мама, наверное, волнуется. Я редко где-то задерживаюсь, не хочу ее волновать. Хотя иногда она и кричит, что лучше бы я была куда менее воспитанна, лучше бы уже научилась вести себя как беспутная женщина и устроила бы свою жизнь. Что ж, в таком случае она бы одобрила этот поцелуй. Поцелуй. Может быть, мне показалось? Неужели мы в самом деле целовались?
– Фая, не стоит думать слишком много, слышишь? Это я тебе как специалист говорю. Порой это может быть даже вредно.
– Я не умею не думать, – пожала плечами я. – Сейчас я размышляю о том, как бы узнать, как называется твой одеколон. Тоже такой хочу купить.
– Тебе нравится запах?
– Он… навевает на меня сон, – зачем-то ляпнула я. – А у меня же, ты знаешь, проблемы со сном.
– Значит, мой одеколон навевает на тебя сон? Хорошо, очень хорошо. Проверим это. Я тебе лично подарю флакон. То есть остатки флакона.
– Остатки сладки, – рассмеялась я.
– Ты непостижимый товарищ, – бросил он мне, ускоряясь на светофоре.
– Никогда не целовалась с товарищами. Куда ты гонишь? Мы опаздываем? Интересно куда?
– Значит, это был не первый твой поцелуй? – сделал удивленный вид Игорь. – А я-то размечтался!
– Что? – немедленно возбудилась я. – Это в каком страшном сне я должна была сидеть и ждать тебя до двадцати семи лет? Ты не принц же.
– А ты – не царевна-лягушка, да? – рассмеялся Игорь.
– За лягушку получишь! – пригрозила я.
– Если честно, я все же продолжаю всерьез рассматривать версию твоего недавнего приземления на нашу холодную и скучную планету. Если ты – инопланетянка, то я вполне могу оказаться первым мужчиной, поцеловавшим тебя.
– Спешу тебя разочаровать. Если меня и забросили на эту планету, то двадцать семь лет назад.
– Значит, ты кого-то уже любила? – спросил Игорь, и я вздрогнула, заметив живой интерес в его глазах. Он попытался его скрыть, отвернулся, но было уже поздно. Я прикусила верхнюю губу.
– Ты интересуешься этим как мужчина или как психолог?
– Я интересуюсь тобой. Как угодно. Иногда мне кажется, я тебе нравлюсь. Иногда – что бешу до невозможности. А чаще всего – что ты настолько погружена в свои странные мысли, что вообще ничего не замечаешь. Даже того, что сама чувствуешь. Так как оно есть на самом деле? – спросил он, останавливая машину около высокого дома из кирпича. Я выглянула наружу, попыталась определить локацию, а также увернуться от вопроса.
– Где мы?
– Около моего дома. Отвечай, Фая. Что ты думаешь обо мне?
– Я… я иногда думаю о тебе, – призналась я.
– Правда? – обрадовался он. Выйдя из машины, Игорь с этой присущей только ему старомодной галантностью открыл передо мной дверцу и помог выбраться наружу. Он звякнул электронным ключом, и машинка ответила ему коротким сигналом. Тогда Игорь подал мне руку, и я почувствовала, что его ладонь тепла, а мои пальцы дрожат. Мы стояли друг напротив друга, на мокром тротуаре около подъезда с мигающим фонарем, и смотрели друг на друга. Это было как если бы меня подключили к какому-то каналу, передающему яркий теплый свет прямо мне в кровь. Эти свет и тепло бежали бы по моим венам неоновыми ручьями, воспламеняли мое тело. Я была напугана и полна восторга – в один и тот же момент. Игорь смотрел мне в глаза, серьезный, невыносимо красивый, выше меня на голову, статный, с широкими плечами – мужчина мечты, экологически чистый, первозданно прекрасный. И от мыслей о том, что могло последовать за этим взглядом, что вполне могло произойти прямо сейчас, я становилась пьяной. Мне было все равно, что будет потом. Я не имела ни малейшего понятия, что подтолкнуло такого мужчину, как Игорь Апрель, ко мне. Как безумная фанатка, попавшая случайно после концерта в гримерную Курта Кобейна, я была готова на все, я жила только этим моментом, не желая задумываться о последствиях.
– Ты ведь пьешь вино? – спросил меня Игорь, поднимая мое лицо за подбородок и разворачивая к себе.
– Ты думаешь, меня нужно споить? – удивилась я. – Считаешь, ты недостаточно привлекателен, чтобы соблазнить меня без спиртного?
– Я чертовски привлекателен, но, зная тебя, предпочитаю действовать наверняка, – кивнул Игорь. – У меня есть красное сухое и белое полусладкое.
– Вот проблема! – воскликнула я, качая головой из стороны в сторону. – Я-то пью только красное полусладкое и белое сухое.
– Фая! – расхохотался он и тут же потащил меня в подъезд.
Время быть женщиной… никогда не наступит для мужчин
Мы целовались на лестнице, не дойдя до лифта всего каких-то пары ступенек. Пока из окошечка будки не высунулась консьержка. Мы целовались, пока ждали лифт, напугали и смутили женщину, ехавшую в лифте со своей собачкой – маленькой лохматой дрожащей козявочкой, одетой в розовый пуховичок. Мы стояли слишком близко к дверям лифта, и, таким образом, дама практически «влетела» в нас, стоило дверям раскрыться. Мы хохотали, пытаясь спрятать за подростковым смехом смущение, а дама выразительно закатила глаза, выказывая категорическое неодобрение.
