В зале стояла тишина. Тишина, при которой было слышно, как черные змеи рук зашуршали по ткани милитари, пробираясь к своим кольтам, глокам и береттам. И еще я услышал сквозь шепот Гоффа в ушном чипе – «What are you doing, my friend, what are you doing?..» – усиливающийся звук двигателей приближающихся «си хоуков».
Первое, что я почувствовал, – кайф. Вот она, сатисфакция! Второе – что же я, придурок, натворил! А потом от ложечки к паху подкатил ужас, который в народе называют животным.
Секунды, в которые подымали Султани, вытягивались в часы. Как только он встал на ноги, он поднял руку, что означало, по-видимому: стрелять не надо. И черные змеи уползли из-под курток камуфляжа. Лугереро направился ко мне. Человек, который серьезно занимался карате, не забывает основных позиций расположения центра тяжести тела и нескольких основных приемов. Причем все это приводится в движение в минуты острой опасности помимо воли, и о последствиях в такие мгновения не думаешь. Я совсем чуть-чуть развернул корпус вправо и слегка сдвинул ступни внутрь. Правая рука повисла, наливаясь для удара. Есть в карате джит-хун-до такой удар – «копье дракона». Он наносится напряженной частью ладони, расположенной между большим и указательным пальцами. Удар начинается от стопы с разворотом и концентрацией направления всей кинетической силы движения тела в кадык противника. При удачном попадании кадык перемещается внутрь горла и, помимо болевого шока, лишает человека возможности дышать.
Вся эта классическая инструкция проявилась в моей голове за то время, в которое огромный негр преодолевал расстояние в пять шагов. Но его руки не были нацелены на то, чтобы размазать меня по деревянным доскам пола. Они протягивались для рукопожатия, и до меня, оглушенного тишиной, донесся скороговорочный адеоловский перевод:
– Мистер Лев, это было круто! Это было, мать твою, чудовищно круто. Чтоб мы все были такими пидорами, как мистер Лев! Я, здоровый герой, завалился, как баба, от пластикового шара. Это, мать-перемать, было охренительно круто! Дай мне, мистер Лев, выстрелить в эту жирную свинью! Пусть поймет, как это круто – падать на жопу, когда в тебя стреляет игрушка. Он говорил, что это не мужское оружие! Пусть тоже сядет на свою жирную жопу!
Ринига вскочил удивительно легко и замахал руками: в тебя стрелял белый, и в меня пусть стреляет белый. Я посмотрел на толстяка. Это именно он прислал своего человека в «Сатисфакцию». Он уговорил Султани на встречу с нами, он явно был слабым звеном. Но и Султани, несмотря на все свое пацанское хамство и гонор, не зря согласился с ним. Они устали, они оба чувствовали, что долго больше не протянут. Но стоило нам ошибиться в эти минуты – и все слетело бы с тонкой кромки надежды успокоить этих людей.
Я зарядил шар и посмотрел на Ринигу. Адеола попыталась натянуть на его огромное тело рубаху, которая на обычном человеке должна свисать свободной хламидой. Но для того, чтобы облачить этот экземпляр, мои ребята разрезали ее по бокам и напялили на Ринигу, как пелерину. Мы встретились с ним глазами, и я обостренным чутьем драматического момента почувствовал, чего он хочет. Ринига физически явно слабее Султани, и, если я выстрелю в него с тех же четырех метров, он может потеряться на какое-то время, и это для него будет позором. Но если он усидит на лавке, это будет позором для его противника. Я решил, что не ошибся и мы правильно поняли друг друга.
Он сел на скамью, а я, будто оступившись, сдал на два шага назад и выстрелил, отклонившись еще сантиметров на сорок, как бы удерживая равновесие. Я целился в его необъятный живот, предполагая, что сила удара и болевого шока не пробьет метр жира, который опоясывал фигуру этого мальца.
Ринига завалился наподобие Султани, но я не был уверен, что он не сделал это нарочно. Во всяком случае, он лихо поднялся и, воздев руки вверх, тонко завопил, что это мужчинское оружие – именно так перевела Адеола – и что они, два сильнейших воина Африки, были сражены этим оружием, и это достойно сражений, которые они смогут вести между собой. И не надо отрезать головы – пусть остановится кровь наших мужчин и останется в их жилах.
Почти поэт, подумалось мне в вихре сумасшедших эмоций. Я посмотрел на Дэниела и, кажется, впервые заметил седину на его висках. Может, сейчас поседел? Эта мысль меня рассмешила. Я толкнул его в плечо и сказал: «А теперь бусы».
Адеола, повинуясь моей просьбе, похлопала в ладоши, попросив всех успокоиться, и я вручил именные золотые беретты обоим «раненым». Они подошли к друг другу вместе со своими консильери, и через минуту Султани громовым голосом объявил:
– Мир на этой земле!
Крик тридцати глоток разорвал пространство. С лиц солдат словно сорвали маски зомби, и они превратились в людей, молодых, сильных людей. Я вышел на улицу, вытащил свой голубой «Кент». Дэниел протянул «Житан». Я затянулся его едким дымом. Невыразимо захотелось холодной русской водки и соленого огурца, но откуда у Пипинто соленые огурцы?
Над нами сделали круг ударные вертолеты и ушли к горизонту. В чипе вздыхал Гофф:
– Я чуть инфаркт не получил. Лев, дай прийти в себя, потом поговорим, но мы все тебя поздравляем.
Представился голливудский сюжет, когда в центре управления все хлопают друг друга по ладошкам и хором произносят: «Мы это сделали». Я сплюнул горькую житановскую слюну и пошел к яхте.
* * *
В течение двух дней мы проводили инструктажи с полевыми командирами обеих команд. Оружие произвело на этих ангелов смерти потрясающее впечатление. Радовались, как дети, совершенным копиям так хорошо знакомого им оружия – настоящего, смертоносного и так надоевшего. Смерть отступила, начались каникулы.
Султани и Ринига провожали нас с тем особым чувством уважения, которое воины, ощутившие на себе все, чему учит война, испытывают к своему победителю – в данном случае избавителю, – не уронившему их достоинство. На яхту погрузили корзины с продовольствием – подарки туземного производства. От чего-либо ценного мы категорически отказались.
Стоя на берегу и глядя на изящные обводы «Принцессы», Султани похвастался тем, что яхту заказывала его жена на верфи в Плимуте. У нее очень хороший вкус, она из очень хорошей семьи, и почти все время эта шлюха проводит в Париже. Он с опаской покосился на Адеолу – правильно ли она перевела? Девушка рассмеялась и подмигнула мне: конечно, леди.
Адеола провожала нас в аэропорту Дар-эс-Салама. Я подарил ей серебряный значок «Сатисфакции» и выразил уверенность в том, что она обязательно займет свое место в завоевании Африки «Сатисфакцией». Адеола кивала головой в такт моим словам, в ее черных глазах предательски заблестели слезы, и, видимо, не желая показать свою слабость, она, эта железная девочка, без слов порывисто обняла поочередно нас с Дэниелом и убежала на своих ногах-пружинках. Дэниел передернул плечами:
– Какая горячая! Меня будто сама Африка обняла. Эта девочка далеко пойдет, и лично я сделаю все, чтобы ей помочь.
Я протянул ему ладонь, и он смачно по ней хлопнул.
Глава 28
Есть такое явление, как критическая точка на стекле. Когда достаточно щелчка, чтобы взорвать толстую витринную панель ничем не нарушенного стекольного поля. Важно попасть в такую точку, где сходится все напряжение этого изделия.
