Мы помолчали, обняв ладонями горячие чашечки с кофе.
– Она была одна? – ровным тоном спросил хозяин, и я машинально повернулась к Рафе.
Мой спутник пристально глядел на Михаила Ивановича.
– А с кем она должна была быть?
– Разве с ней не было пацана? – подняв бровь, удивился Юсупов.
– Пацана? – снова ответил вопросом на вопрос Рафа, блеснув черными глазами.
– Станислава Калинина, – холодно проговорил хозяин и, сложив руки в замок, положил их перед собой, – вы ведь с ним знакомы, верно?
Рафа и Юсупов смотрели друг на друга, как два быка на корриде, и я поняла, что под словом «вы» Михаил Иванович имел в виду не меня и Рафу, а только Шахниярова. Славу и Бонда объединяли не только похожие атлетические фигуры, но и то, что они являлись друзьями и коллегами.
– Почему вы так считаете?
– Потому что вы тоже стриптизер из «Наимы», разве не так?
Юсупов поднялся из-за стола и плеснул в пустую чашечку еще немного напитка из кофеварки.
Мне подумалось, что нам пора перестать играть в кошки-мышки и следует выложить карты на стол, раз супругу Аллы обо всем известно.
– Не могли бы вы сообщить мне то же самое, что рассказали моей жене, – с интеллигентной вежливостью попросил Юсупов, облокотившись на столешницу около раковины, – это, должно быть, довольно неприятная новость, раз она упала в обморок.
Рафа опустил глаза в стол и с силой сжал чашечку с недопитым кофе так, что та могла хрустнуть в любой момент.
– Слава умер.
Михаил Иванович устало прикрыл глаза.
– Как?
Рафа воспроизвел то же самое, что услышала от него я пару часов назад.
Пять минут мы сидели молча, и каждый думал о своем, пока я не нашла в себе силы заявить следующее:
– Это ведь не такая плохая новость для вас, Михаил Иванович. Почему вы выглядите таким разбитым?
Потрясенному Юсупову потребовалось какое-то время, чтобы понять, к чему я клоню.
– Вы считаете, Калинин был любовником моей жены? – совершенно искренне полюбопытствовал хозяин, таращась на нас во все глаза.
Мы с Рафой непонимающе переглянулись. Похоже, мужчина принял нас за идиотов, потому что смотрел с крайним изумлением и толикой жалости.
– Мы не уверены, – Рафа пожал плечами, – но возможно все.
– Вы правы, молодой человек, – подтвердил Михаил Иванович, – на этом свете возможно все. – Он снова присел напротив нас, уронил голову на руки, положенные на стол, и печально засмеялся.
Я поежилась и осмотрелась вокруг в поисках каких-нибудь лекарств или аптечки. Кто знает, может быть, Юсупов медленно сходил с ума и ему нужна была срочная медицинская помощь?
– За что ей все это? – измученно протянул хозяин, не поднимая головы. – За что? Чем она это заслужила?
Рафа чуть наклонился над столом и хотел дружески похлопать Юсупова по плечу, но не стал.
– Боюсь, мы не совсем понимаем, о чем вы, – тактично вмешался Бонд.
Михаил Иванович затих, поднял на нас свои грустные глаза и заговорил.
Алла Щербина росла очень умным ребенком. Когда другие дети только начинали понимать, что такое алфавит, Аллочка уже выкладывала свое имя из кубиков, на каждой из четырех сторон которых были нарисованы яркие и красочные буковки. И, конечно, девочка не могла не заметить одного яркого отличия своей семьи от других.
– Мамочка, а где наш папа? – невинно хлопая большими голубыми глазками, спросила Алла, когда мама Вика вела дочку домой из детского садика. – За Аленой, Витей и Сашей по вечерам приходят папы, а за мной – всегда только ты. Где наш папа? – еще раз настойчиво повторила смышленая девочка и повернула головку с большим бантиком к идущей рядом маме.
Виктория Евгеньевна знала, что когда-нибудь ей придется ответить на этот беспощадный вопрос, но не думала, что это случится так рано.
– Наш папа улетел в космос, – ответила мама дрожащим голосом, давно приготовив ответ, – он находится в космическом корабле и следит за всеми людьми с неба.
– Правда? – изумилась Алла и уставилась на небо широко открытыми глазенками в надежде отыскать корабль с героем-отцом.
Через восемь лет девочка снова задала этот вопрос. Мама Вика, решив, что в двенадцать лет дочке уже можно открыть правду, рассказала, что не знает о местонахождении отца. Она вообще мало знала о том, кто помог Алле появиться на свет. Виктория Евгеньевна упомянула лишь о веселых студенческих буднях и частых вечеринках, на которых в то время было модно одеваться хиппи и слушать «Битлз». Отцом Аллы был однокурсник Виктории, но, узнав «радостную» весть о том, что через шесть месяцев родится его чадо, перевелся в другой медицинский университет в Санкт-Петербург и навсегда исчез из жизни Виктории.
Алла, будучи умной девочкой, все поняла правильно и перестала ждать, когда корабль отца наконец-то приземлится.
Мама Вика не могла нарадоваться на сообразительную дочку. Аллочка всегда приносила в дневнике пятерки, никогда не грубила преподавателям и подавала большие надежды. Особенно в области литературы.
– Ваша девочка пишет прекрасные сочинения, – довольно заявляла учительница русского языка и литературы, когда Виктория Евгеньевна появлялась на родительских собраниях, – такая молодец! У Аллочки потрясающее чувство русского языка, она пишет грамотнее некоторых наших преподавателей, а как сочиняет! Журналистика! Аллочка должна пойти только в журналистику! – восклицала русичка, а Виктория энергично кивала головой, гордо улыбаясь.
Сама Алла ничего против журналистики не имела, ей нравилось изучать русский язык, придумывать планы к сочинениям, выискивать синонимы к словам и превращать собственное мнение в короткое произведение искусства на бумаге.
Когда девочке исполнилось пятнадцать, в дом Щербиных переехала новая семья. Алла быстро подружилась с одногодкой Лизой, и уже через две недели девчонки стали вместе бегать на школьные дискотеки.
Именно тогда у Виктории зародились первые зерна беспокойства. Хотя умом мама понимала, что дочь растет и ей хочется узнавать о жизни и противоположном поле все больше, ее сердце не хотело пускать дочку на подобные мероприятия. Щербина-старшая помнила, что допустила самую большую ошибку в жизни именно на подобном мероприятии. Где музыка, там и спиртное; где спиртное, там и мальчики, а где мальчики, там всегда проблемы. Об этой логической цепочке Виктория знала не понаслышке.
Но Алла и тут оказалась довольно благоразумной. Через месяц ее вечерние гулянки кончились, и дочь снова проводила вечера, копаясь в книгах в поисках удачной цитаты или нового тезиса. Мама очень обрадовалась, узнав, что девочка перестала болтаться с Лизкой по всяким злачным местам вроде местной дискотеки.
Тревогу Виктория Евгеньевна забила через некоторое время, когда Аллу то и дело стало тошнить по утрам и у нее почти постоянно менялось настроение. А частенько по ночам у нее случались приступы здорового аппетита, когда дочка могла проснуться лишь от того, что ей ужасно захотелось бананов, мороженого или соленых огурцов.
