– Милая, – осторожно поинтересовалась мама, – когда у тебя в последний раз были месячные?
– Месяца три назад, – небрежно ответила дочь, – а что такое?
Виктория Евгеньевна отшатнулась от дочери, как от прокаженной.
– Кто отец?! – взревела она, схватив девочку за грудки в приступе ярости. – А ну говори, с кем ты спала?! Кто он?
На секунду девочка изумилась реакции матери, но, поняв, что скрывать дальше невозможно, поведала горькую правду.
– Не знаю, – в голос зарыдала Алла, – я видела его всего раз. Мы с Лизкой были на дискотеке, потом пришли ее друзья и пригласили к себе. Я идти не хотела, но Лизка сказала, что все будет клево. Мы поехали куда-то в Бутово. Нас угостили сначала пивом, потом водкой…
Что случилось дальше, девочка помнила с трудом. Утром, едва продрав глаза от боли во всем теле из-за большого количества выпитого, девочка собрала свою раскиданную по всей замызганной квартире одежду и поехала домой. Мама тогда была на дежурстве, и Алла успела привести себя в порядок, перед тем как пойти в школу.
Виктория Евгеньевна в немом изумлении и разочаровании от глупости собственной дочери осела на диван.
Разве может такое быть, что дочь, сама не ведая о том, в точности повторила судьбу матери?
Нет, Виктория решительно замотала головой: моей судьбы Алла не повторит. Как медик женщина знала, что аборт делать было уже поздно: беременность перешагнула второй триместр. К тому же никогда нельзя предугадать осложнения, которые могут возникнуть после этой печальной операции.
– С этого дня будешь сидеть дома, – едва сдерживая гнев, процедила мать плачущей девочке, – я сделаю справку, что у тебя проблемы с легкими. А когда родишь, младенца отдадим в детдом.
– Но, мама, – растерянно начала Алла, явно не ожидая такого простого решения, – это же будет мой ребенок… Мой. И твой тоже…
– А ты хоть умеешь детей пеленать? А нянчиться с ними? – резко оборвала Аллу мама. – А зарабатывать им на памперсы кто будет?
Алла умолкла, размазывая слезы по раскрасневшемуся личику.
– У меня жизнь пошла крахом, но тебе я испоганить собственное будущее не позволю. Окончишь школу, потом университет. Замуж выйдешь, работать начнешь и будешь рожать сколько влезет.
Девочка ошарашенно уставилась на мать. Только сейчас она поняла, что разрушила мамино счастливое будущее. На девушку с ребенком мало кто польстится, и Виктория почти всю жизнь была одна, без мало-мальски нормального кавалера.
– Хорошо, мама, – закивала девочка, словно пытаясь искупить вину за то, что загубила матери жизнь, – я согласна.
Оставшиеся полгода Алла находилась дома. Из-за высокого роста живот у Аллы выделялся не сильно. Виктория Евгеньевна частенько выходила с дочерью погулять во дворе (разумеется, когда на город спускались сумерки), и они прятали округлившийся живот девочки от любопытных соседей.
Воды отошли ночью, и Алла разбудила мать. Женщина вызвала «Скорую», карета приехала довольно быстро, и Щербины отправились в родильный дом.
Через восемь часов на свет появился мальчик, здоровый и спокойный, весом 3 кг 200 граммов. Алле дали подержать младенца лишь пару минут, когда перерезали пуповину. Мать заранее оповестила врачей, что ребенка забирать домой Щербины не будут. Мальчика нужно определить в детдом.
Алла, находясь не в себе после родов и болеутоляющих, еле шевеля рукой, написала отказ от ребенка и бухнулась в тяжелый, продолжительный сон.
Об этой истории Виктория Евгеньевна попросила дочь не упоминать никогда. Может быть, маме было неприятно, что ей пришлось вынудить дочь отказаться от собственного ребенка. А может быть, женщин угнетало то, что Алла не избежала тех же ошибок, что и сама Виктория 16 лет назад.
Через месяц Щербина-младшая оклемалась и сдала экзамены экстерном, чтобы не пропускать год в школе. Получила заслуженную золотую медаль (как и предсказывала русичка, сочинение комиссия оценила на пять-пять) и поступила на факультет журналистики абсолютно бесплатно.
Пять лет учебы пронеслись как пять минут. Алла не заметила, как стала работать в одной из многочисленных газет столицы. Конечно, молодую выпускницу не допустили до серьезных статей с обозрениями экономики или политики страны, но девушка частенько писала заметки на злобу дня, интересовалась мнением горожан и, как обычно, делилась с читателями своими выводами.
Так продолжалось шесть лет, пока Алле не исполнилось 28.
Виктория, видя, что дочь становится на ноги, иногда пыталась упомянуть о ее одиноком положении. Но Алла не воспринимала слова матери всерьез. С того момента, как Щербина-младшая подписала заявление об отказе от собственного ребенка, Алла стала отдаляться от матери. Не то чтобы девушка ненавидела маму за этот жесткий поступок, но она не могла простить себе того, что ничего не сделала, чтобы даже узнать, в какой детдом увезли ее сына. О спокойном, но здоровом младенце Алла думала нечасто, но иногда ее прямо скручивало от мысли о том, что ей пришлось сделать «ради своего счастливого будущего». Однако память услужливо прятала этот горестный момент в круговороте работы, мыслей и повседневных забот.
О мужчинах Алла задумывалась в последнюю очередь. И хотя на симпатичную стройную девушку парни в институте часто бросали заинтересованные взгляды, Щербина не слишком удостаивала сверстников своим вниманием. Ровесники были молоды, горячи и часто вели себя так, будто считали себя хозяевами мира. Алла была намного взрослее своих одногодков, ей не были интересны их пошлые шуточки, она не хотела сидеть на лавочке и обниматься с каким-то из этих недоумков в городском парке. Все, что ей было нужно, это работа и то, что могло отвлечь ее от разрывающих сердце мыслей о малыше.
Как-то раз дирекция газеты, где работала Алла, дала Щербиной задание – сходить на банкет, посвященный открытию нового кирпичного завода, и осветить это мероприятие в прессе. Алла повиновалась без особого энтузиазма. Такие вечеринки обычно тянулись долго и нудно, как очередной мексиканский сериал. Сначала все милые и вежливые, но когда гости начинают предаваться возлияниям, находиться в одном помещении с 50 пьяными мужиками нет просто никаких сил. Однако Алла скоро уяснила, что оставаться до конца банкета она не обязана. Девушка может переговорить с нужными ей людьми еще до фактического начала празднования и со спокойной душой уехать домой, чтобы набросать примерный план для будущей статьи.
Тот банкет стал для Аллы особенным. Весь вечер девушке казалось, что за ней кто-то наблюдает, и она не ошиблась. Когда Щербина уже хотела удалиться, набрасывая на плечи демисезонное пальто в холле ресторана, к ней подошел импозантный мужчина лет тридцати пяти. Звали его Михаил Юсупов, он был одним из приглашенных на банкет – главным образом потому, что именно его партнер и открывал этот самый кирпичный завод. Сам Юсупов держал бетонно-растворные узлы, проще говоря, завод по производству цемента.
Юсупов галантно проводил девушку на улицу, поймал ей такси и, с лихвой заплатив водителю вперед, успел взять у Аллы номер сотового. Журналистке мужчина понравился, он произвел впечатление человека умного, интеллигентного, невзбалмошного и, самое главное, не любителя пошлых анекдотов.
