– Всего доброго, – Феня потушила сигарету в банке из-под пива. – Что же вы так убиваетесь о матери? Не стоит, поберегите себя!
Она вернулась в комнату, и Хвостов тут же выставил ее и детектива из квартиры.
– Вы уже идите, идите, – подгонял Феню с Валеркой Хвостов. – Не надо мешать экспертам. Натопчете тут еще…
С обидой взаперти
Феня вышла на лестничную клетку, слыша за собой шаги Валерки и его голос. Детектив говорил по телефону с Илюшей, старшим из сыновей. Илья был первейшим отцовским помощником в семейных делах, он брал на себя множество разных хлопотных дел: отвозил младших в школу и на тренировки, кормил их разогретыми в микроволновке блюдами, даже стирал в машине вещи. Время от времени сын докладывал отцу о событиях братской жизни, иногда ябедничал, если младшие его не слушались, чаще просил денег – заплатить за спорт или школьные обеды, на кино, погулять с друзьями или просто на шоколадки себе и Даньке со Степкой. На этот раз Илюшка рассказал, что он собрал старые носки братьев, изношенные до дыр, и выбросил их, а Степа обиделся.
– Это были преданные вещи? – Повторил за сыном Валерка восхищенно и объяснил Фене: – Степка обиделся, потому что Илья недостаточно уважительно отнесся к вещам, которые преданно ему служили! Нет слов…
Феня улыбнулась детективу, отразив в улыбке растерянность – мир племянников был ей малопонятен.
Проходя мимо соседней с квартирой Марии Ивановны дверью, Феня заметила, что глазок вдруг посветлел, будто кто-то с той стороны долго в него смотрел, а теперь отпрянул.
Феня машинально нажала на кнопку звонка, и дверь (видимо, также, машинально) открылась.
Валерка, продолжая говорить, ушел вперед, Феня не стала его останавливать.
Соседкой Кокаревых оказалась смурная девушка, на данный момент облаченная в не слишком свежую майку-балахон. Вид у нее был неряшливый – длинные волосы всклокочены, глаза мутные. Опыт подсказал Фене, что под майкой имелись пухлые валики излишней плоти, скопившиеся в области бедер и живота, да и вообще этот экземпляр показался Фене интересным объектом для профессионального изучения. Здорово было бы создать из такой вот сонной толстухи жизнерадостную красотку-тростинку, влюбить в нее принца и почувствовать себя настоящей крестной-феей… Такие примеры в Фениной практике имелись, и вот это самое чувство, подобное тому, что охватило Пигмалиона, казалось советнику брачного агентства не менее приятным, чем удовлетворение при разоблачении преступника.
– Здравствуйте, – улыбнулась Феня. – Вы в курсе, что с Марией Ивановной случилось?
– А вы из полиции? – Тембр, интонации и дикция выдавали привычку к чтению и вуз, и образованных родителей, и чувство собственного достоинства, и еще – разъедающие комплексы. У Фени зачесались руки…
– Нет, я частный детектив. А вы хотели что-то рассказать полиции?
– Как раз нет.
– Почему?.. – Феня быстро оглянулась на дверь Марии Ивановны. Вовсе не хотелось, чтобы сейчас из-за нее высунулась земноводная физиономия. – Можно, я войду?
Девушка посторонилась.
Чистенькая аккуратная квартирка никак не соответствовала облику хозяйки. Хотя нет, не совсем чисто и аккуратно было здесь: на столике у кровати стояло несколько полупустых банок из-под сгущенки, джема и шоколадной пасты, по ковру и на диване вольно рассыпались конфетные фантики, а несколько блюдец оказались измазаны тортовым кремом…
– Вы что-то слышали из квартиры Марии Ивановны?
– Присаживайтесь… – девушка указала на диван и сама тяжело опустилась на его подушки. – Да, слышала, но ментам ничего не скажу.
– Почему?
Ответ последовал через небольшую паузу:
– Мою подругу три года назад изнасиловали, а менты у нее заявление не приняли. Сказали – сама виновата.
– Всяко бывает, – нейтрально заметила Феня. – Я – Александра, а как вас зовут?
– Я – Настя. Так вот, я видела, что вечером приходил только сосед, сын Марии Ивановны.
– Уверены? Хорошо разглядели?
– Ну, хорошо только спину разглядела. Куртка у Олега приметная: на спине надпись «Hate».
Открыл дверь своим ключом, вошел.
– «Hate»? То есть, «ненавидеть»?
– Да, вроде.
– А не слышно было, Мария Ивановна с сыном ругалась?
– Я только женщину слышала. А поздно ночью он ушел. Я не спала – читала, поэтому услышала и выглянула в глазок. Что с моей соседкой случилось?
Феня рассказала – без деталей и подробностей.
– Мне эта женщина казалась хорошей, – сказала Настя. – Правда, я так и не поняла, кто кому кем приходится в ее семье. Мужик лет сорока тут был, я думала – сын. Но сын там молодой, не этот. И еще потом девушка появилась, вроде, жена того мужика, что постарше. Она была какая-то злая, даже говорила – я запомнила: «Твою бывшую убить бы надо». А до того я видела, что соседку мужик обнимал… Если Мария Ивановна – бывшая, то почему он водит к ней в гости новую жену? Спросить – неудобно, а со стороны – непонятно!
Феня покивала ей, делая вид, что сама ничего не понимает.
– А что у вас самой случилось?
– Ничего. А что?
– Зависимость от сладкого, соседей подслушиваете, лак на ногтях ободран, не умывались сегодня.
– Знаете, я зря вас впустила. Зачем вы меня унижаете?!
– Это хорошо, что вы меня впустили, теперь я смогу вам помочь.
– Да с чего? Денег на мне заработать хотите?.. Не получится!
– Поработаю с вами бесплатно. Говорите уже, чего ждать?..
Возможно, кто-то и назвал бы Фенины методы грубыми, однако она сама точно знала: все заблудшие в лесах комплексов, в скалах самобичевания, в пустынях одиночества мечтают только об одном – чтобы кто-то заставил их измениться. Они будут кричать, что все напрасно, что они уже все пробовали и ничего сделать нельзя, но придет кто-то уверенный и строгий, построит их, приструнит, заставит отжиматься, наорет даже и… превратит в принцесс.
Однако с Настей расклад оказался иной. Ее не бросил парень, родственники не жаловались на здоровье, училась она хорошо, ее окружали подруги, и тем не менее, все свободное время Настя ела сладости. Это было единственное, что Фене удалось из нее вытащить – девушка призналась, что ест беспрерывно: дома, в гостях, если смотрит телевизор, читает, готовится к семинарам, сидит в социальной сети – ест, ест, ест. Причем просто еда: колбаса или яблоки, творог или чизбургер, пицца, борщ, фуа-гра и вареники Настю не интересовали, она хотела только сладкое.
– Я часто думаю, что если взять все те сладости, которые я съела уже и сложить в одну комнату, то комната эта окажется больше моей в два раза.
– А вам хотелось бы прекратить все это?
– Ну, – вздохнула Настя, быстро глянув на комнату, усыпанную следами сладкострастия, – умом я понимаю: столько сладостей рано или поздно приведут к диабету. А вот при мысли – бросить есть конфеты, я только пугаюсь: а что тогда делать?
