— Тут и буквы заметны, — Тропников склонился над своей находкой. — Осторожно, — остановил он Казаряна, хотевшего взять обрывок в руки. — Может расползтись, и так еле дышит. Надо, ребята, взглянуть, нет ли на багажнике еще чего-нибудь существенного. Эта бумажка, кажется, с заднего правого конца вылетела.
Еще несколько минут они со всех сторон осматривали раму для багажника. Прощупали каждую щель, но больше ничего не нашли.
Юрий слегка разгладил влажный клочок, промокнув его газетой, завернув в чистый белый лист, спрятал в бумажник.
— Здесь какие-то латинские буквы, — заметил Троппиков. — Похоже на медицинский документ.
— Сегодня же отправим на экспертизу. А вы молодец, Виктор Сергеевич. Какая реакция! Еще секунда и уплыла бы бумажка.
— Какая там реакция… — Тропников дотронулся до колена. — Меня в детстве и в футбол-то играть не брали. Вы, кстати, Артур Христофорович, или ваши домашние в последние месяцы в поликлинику не обращались?
Казарян заверил присутствующих, что за последние полтора-два года ни он, ни жена, ни дочь ничем, к счастью, не болели, даже эпидемия гриппа минувшей зимой обошла их семью. Отсюда следовало, что бумажке цены нет. Ведь, если находка не имела к Казарянам никакого отношения, она могла оказаться ниточкой, ухватившись за которую, можно было наконец-то начать распутывать дело Жигулевой.
Время приближалось к двум часам. Казарян поставил машину в гараж, и, поскольку голод уже давал о себе знать, было решено пообедать в ближайшей общепитовской точке.
Столовая находилась неподалеку. И пока Корначев с Михаилом Ивановичем брали на всех второе и холодный кефир, Казарян, решившись, отозвал Тропникова в сторону и рассказал ему о событиях последних дней: телефонных звонках, странных покупателях, их угрозах и избиении вечером накануне.
14
Артура Христофоровича высадили за квартал до института. Мелькнув у пешеходного перехода, он растворился в толпе.
— Кажется, лед тронулся, господа присяжные заседатели, — задумчиво произнес Тропников, глядя ему вслед.
— Виктор Сергеевич, вы полагаете, телефонные звонки связаны со смертью Жигулевой? — Корначев пересел на заднее сиденье и опустил боковое стекло.
— Разве можно что-либо утверждать наверняка? — ответил Виктор вопросом на вопрос. — Но горячо, ой горячо, Юрий Владимирович! Похоже, мы действительно ухватились за конец нити Ариадны. Михаил Иванович, — он тронул водителя за плечо, — поехали в институт судебных экспертиз, сдадим туда нашу бумажку. — Он повернул полное добродушное лицо к Корначеву: — Я думаю, пришел конец безмятежной поездке по Москве. Каковы наши планы в теперешней ситуации?
— Пока вы будете договариваться насчет экспертизы, оставьте меня у ближайшего переговорного пункта. Попробую созвониться с Белозерском и вызвать Ларионова с его ребятами.
Ларионов оказался на месте. Обычно у сотрудников уголовного розыска летом хлопот прибавляется, так что начальника застать на месте нелегко, но им определенно повезло.
Тропников деликатно передал трубку Юрию (все-таки теперь именно он вел расследование убийства). Корначев несколькими короткими фразами обрисовал ситуацию.
— Какой разговор! — оживился Ларионов. — Все дела в сторону. Минут двадцать на сборы и на доклад начальству. Выезжаем самое позднее через полчаса.
— На секунду… — Тропников взял трубку. Я прикинул, что нам лучше всего назначить рандеву на Курском вокзале. Значит, между шестью и семью часами ждем вас в зале у пригородных касс…
— А вы счастливчик, — заметил Виктор, когда они садились в машину. — Всего два дня назад как приняли дело — и уже в дамках. Бумажка из багажника и странные «покупатели» дают нам определенные шансы.
— Не скромничайте, Виктор Сергеевич. Вы сделали все, что мог сделать опытный следователь. Конечно, сегодня нам определенно везет. Но вряд ли удалось бы заполучить эту бумажку, если бы не ваш изумительный сэйв, как у профессионального вратаря. К тому же интуиция мне подсказывает: совершенно новому человеку Казарян не рассказал бы всю эту историю.
— Сочтемся славою, ведь мы свои же люди! Тут вы, пожалуй, правы. Казарян стал бы откровеннее, но… потом, после продажи машины. А так наши шансы и шансы «покупателей» сравнялись. Один-один.
— Пройдем к начальству, — предложил Корначев. — Объясним, что дело исключительное, и попросим исследовать нашу находку вне очереди.
— Юрий Владимирович, вы обращались когда-нибудь к зубному врачу? — неожиданно спросил Тропников.
— Меня до женитьбы Бог миловал. А потом появился собственный стоматолог в доме — жена. Так что с этим делом я забот не знал, — Юрий вспомнил Галину, сына и мрачно замолчал.
— Заметно, — констатировал Виктор. — Иначе бы запомнили, что у кабинета с надписью «Острая боль», где по логике должны принимать людей без всякой очереди, очередь вдвое, а то н втрое больше, чем на обычный прием. Иными словами, срочных дел всегда больше, чем обычных. Есть тут у меня один знакомый эксперт…
Если уж везет, так везет. Пока эта аксиома не подлежала сомнению, ибо знакомый Виктора оказался на месте.
— Лебедев, — коротко представился Юрию подтянутый седоватый мужчина, протягивая руку. — Давайте, что у вас?
Корначев достал из бумажника драгоценный пакетик. Эксперт кивнул на стулья, выслушал Тропникова и, развернув бумагу, взял клочок длинным пинцетом. Он уже почти высох, но, кое-где влага еще сохранилась. Лебедев промокнул его фильтровальной бумагой, положил под микроскоп. Не вставая со стула, эксперт нажал кнопку у себя под столом. Раздалось едва слышное жужжание, словно в помещение влетел шмель. Черные шторы на окнах медленно поползли вниз. В полумраке стало чуть прохладнее.
— А у вас комфорт, Алексей Федорович, — произнес Тропников. — Сюда бы еще несколько бутылочек охлажденного пива…
Пиво за нами, — вставил Юрий, но замолчал, увидев, что Лебедев весь в работе. Эксперт включил лампочку, вмонтированную в микроскоп, узким ярким лучом осветил бумажку.
— Заметно, и неплохо, — пробормотал он. — Виктор Сергеевич, я вас попрошу записать кое-что, потом прикинем что к чему.
Лебедев, склонившись над микроскопом, по буквам начал диктовать. Время от времени, проверяя себя, он переспрашивал Тропникова. Эксперт трудился напряженно. Он вращал лампочку вокруг бумажки, меня углы наклона луча. Заставлял его покорно расплываться по поверхности вытянутым белым пятном, затем, концентрируя свет, собирал луч около каждой точки в яркий ослепительный пучок.
Наконец он выключил микроскоп. Шторы поползли вверх, в комнату ворвалось солнце. Все трое склонились над столом. Записанный Тропниковым текст выглядел неким ребусом.
— Эх, еще бы несколько букв этой Л…ун! воскликнул Юрий. — Кто она эта дама? Браун, Скакун…
— Бирун, — подхватил Тропников.
