— Насилу добудился, — признался он. — Вчера она из рейса, а сегодня в 23 часа ей снова лететь в Новосибирск. Однако даже благодарит за то, что рано разбудили. Дом у нас старый, — разговорился он, — до революции здесь жили артисты императорского театра его величества. Потом, когда появилась авиация, уже в двадцатых годах, его передали нам. Словом, живем не без традиций. А в будущем году уедем отсюда, в Чертанове заканчивается строительство современного высотного общежития.
— Входите, — раздалось из-за двери.
Девушка оделась, успела наспех причесаться. На ней были синие вельветовые брюки и голубая кофточка, светлые волосы небрежно схвачены двумя цветными заколками. Лишь припухшие глаза говорили о том, что она еще не успела полностью прийти в себя после сна.
— Простите за беспокойство, — начал Бердичевский. — Нам необходимо кое-что выяснить о вашей соседке по комнате. Вы живете вместе с Любовью Вересун?
— Это товарищи из прокуратуры, — вставил комендант. — Ты уж, Лариса, не обессудь…
— Ну, что вы… — Девушка слегка смутилась. — Да, Люба Вересун живет здесь, вот ее кровать. Я понимаю, что вы по делу. Так какие у вас вопросы?
Виктор вновь разложил на столе фотографии. Лариса без колебаний указала на изображение Жигулевой. Темные гладкие волосы, высокий лоб, серые большие глаза. Снимок был сделан анфас после наложения грима, по всем правилам оперативно-следственной фотографии.
— Только тут Люба чуть бледновата. Уж не заболела ли она? Последний раз я видела ее до Нового года, она только вышла с больничного.
— Вы не помните, чем она болела?
— Как не помнить. Все случилось глупо и трагично. Люба шла в общежитие. А неподалеку ехал парень на мотоцикле. На улице было скользко после дождя, мотоцикл занесло. Вот он и врезался в Любу. Сам ее до общежития довез, утром зашел, увидев, что нога распухла, повез на рентген. Любу положили в больницу, а мотоциклист к нам потом еще несколько раз заходил. Приятный такой молодой человек. И его жаль, и Любу. Ее вызывали в милицию, парня тоже.
— Припомните, пожалуйста, когда это произошло?
— Прошлым летом, кажется, в августе, может в начале сентября. Месяца три Люба находилась на больничном. В октябре или ноябре она вышла на работу, хотя еще хромала. Потом у нее были рейсы в Сибирь: Иркутск, Новосибирск, Якутск. Нога болела, но Люба бодрилась, говорила — до свадьбы заживет. Зимой перед Новым годом, она позвонила нам и сказала, что ей предлагают в Якутске или Магадане поработать год на очень льготных условиях, и она решила остаться. Оформление переводом, северные, премии — в общем, выгодно. Но общежитие терять не хотела и попросила меня и Ирину никому о переводе не говорить. — Девушка виновато взглянула на коменданта: — Вы простите нас, Василий Семенович, уж очень она просила…
— Да за такие штучки вас надо мигом из общежития выставить, — вскипел комендант.
Бердичевский жестом остановил его: — Продолжайте, Лариса.
— Потом, уже после Нового года, Люба позвонила еще раз. Сказала, что все в порядке, заработки высокие. Нас она попросила передать ее вещи знакомому летчику, который забежит в общежитие, когда у него будет рейс в Москву. Летом, по возвращении, обещала сводить нас в хороший ресторан, «Прагу» или «Пекин», на выбор.
— Вы видели Любиного знакомого?
— Я лично — нет. — Девушка начала растирать лодыжку правой ноги. — Затекла, — пояснила она, по-детски подпрыгивая и болтая ногой. — Ох, кажется, отходит, мурашки бегут.
— Пройдись энергичней, — посоветовал комендант.
— Или покрутите обруч, — предложил Виктор, имея в виду гимнастический круг, засунутый между шкафом и кроватью.
— Как-нибудь в другой раз, если представится случай, и только для вас, — отшутилась Лариса, вогнав Тропникова в краску. Нога у девушки отошла, она продолжила: — Любиного знакомого я не видела, с ним разговаривала Ира. Говорит плотный такой дяденька, лет тридцати, веселый и болтун. Сказал, что с Любой все в порядке, взял чемоданы, саквояж и ушел. Вещи мы собрали заранее. Больше Любаша нам не звонила. Правда, на восьмое марта от нее была открытка с поздравлением.
— У вас она сохранилась? — поинтересовался Бердичевский.
— Вряд ли, может быть, у Ирины? Текст, помню, напечатан на машинке, адрес тоже.
— Значит, каких-нибудь вещей Вересун в комнате нет. Тогда, может быть, фотографии?
Лариса достала из тумбочки большой альбом, стала медленно перелистывать страницы. Фактически альбом ничем не отличался от других, подобных ему собраний фотографий. На первых страницах мелькало лицо веснушчатой девчушки, вероятно, самой Ларисы. Потом девочка стала постепенно взрослеть, пока не превратилась наконец в симпатичную девушку в форме «Аэрофлота».
— Вот тут мы втроем. — Лариса указала на одну из фотографий. — Это в прошлом году на Первомай. Прекрасный тогда выдался день.
С цветного снимка улыбались три девушки. На шее одной трепетал яркий оранжевый платок.
— Вот это Люба, — уточнила Лариса.
— С вашего позволения, мы на время возьмем эту фотографию, — сказал Бердичевский.
Больше снимков Вересун в альбоме не оказалось.
— Если вам этого мало, можно еще у Ирины посмотреть, — предложила девушка.
— Когда она возвращается?
— Обещала завтра утром прилететь. Потом у нее два свободных дня. Она говорила, что за город собирается, кажется в Архангельское.
— Вот и чудесно, — Бердичевский встал. — Завтра после обеда мы ждем ее у себя, Архангельское придется отложить. Виктор Сергеевич, выпишите Ирине повестку. Вас, Лариса, попрошу никому не говорить о нашем визите, кроме Иры, разумеется. Оставьте ей записку: если у нее есть фотографии Вересун, пусть их обязательно захватит в прокуратуру.
— Простите за любопытство. — Девушка проводила их до порога. — А чем вызван ваш интерес к Любаше? Что она такого успела натворить?…
Виктор хотел уклониться от прямого ответа, сочинить что-нибудь, но Бердичевский опередил его:
— Теперь уж нечего скрывать, — серьезно произнес он, глядя Ларисе прямо в глаза. — Любаши нет, она убита. Наш долг — найти преступников, и вы с Ирой можете нам помочь…
50
В те несколько десятков секунд, пока ревущая стрекоза, казалось, застыла в воздухе, Юрий видел только два цвета, целиком доминирующие над остальными. Вокруг голубое, без единого облачка небо, внизу — зеленый безбрежный океан. Он успел подумать о суете человеческих страстей перед вечной симфонией природы, как земля стала быстро приближаться.
Вертолет завис над тайгой. Среди сплошного царства изумруда, уходящего за горизонт, Корначев заметил внизу размером с футбольное поле площадку, где были люди. Юрий ожидал увидеть палатки — обычное жилище тех, кто устраивался в тайге на время. Но вместо них на поляне стоял добротный финский дом. Эдакий типовой двухэтажный особнячок с верандой и даже гаражом. Правда в условиях тайги гараж был ни к чему и служа складом для инструментов и прочего скарба геологов.
