— А-а, Дима! Привет! — Гена широко улыбнулся, но все равно Дима уловил в его поведении пренебрежение.
И руку ему Гена почему-то пожимать не торопился.
Интересно, чем же он не угодил этому пижону? Его место в постели занял? Но тогда Гена не презирать его должен, а завидовать.
А может, он презирал Диму за те деньги, который он увел у Ирины? Но ему-то какое до них дело?..
— Что-то ты бледный! — заметил Гена.
— Не белый, — кивнул Дима. — И не пушистый. Болею.
— А-а, ну давай, болей дальше!.. А мне пора! Да, Ирина Павловна?
Ирина начальственно кивнула, и Гена, не прощаясь с Димой, вышел из кухни. Ирина отправилась его провожать и скоро вернулась. Халат на ней домашний, ночная рубашка под ним. Вряд ли они с Геной занимались чем-то таким, пока Дима просыпался. А если вдруг, то не так уж и страшно. Что-то не очень он ревновал Ирину. Или даже совсем не ревновал. Она — мать его ребенка, но при этом — чужая женщина.
— О чем вы здесь шептались?
— О делах.
— Юлю опозорить хочешь?
— Кто тебе такое сказал?
— Слышал.
— Ты не так все понял, — не моргнув глазом, сказала Ирина.
— Так!
— Народ должен знать правду.
— Правду?
— А где сейчас твоя Юля? С кем?
— Людям-то зачем это знать?
— Я так хочу, — сказала Ирина.
Она с насмешкой смотрела прямо ему в глаза.
— И не стыдно?
— Правду говорить никогда не стыдно.
— Да? Ну, тогда я и скажу правду… Помнишь, меня избили на заправке? Я знаю, кто это сделал.
— И кто? — Казалось, Ирина совсем не боялась той правды, которую он собирался выложить перед ней.
— Бандиты Чекана. По твоему заказу.
— У тебя есть доказательства?
— Да!
— И почему ты до сих пор молчал?
— Я не молчал… Я сбежал от тебя…
— Какой героический поступок!
— Замолчи! — вышел из себя Дима.
— Что?! — вскинулась она.
— Сейчас ты позвонишь Гене и скажешь, чтобы они засунул свой язык в одно место!
— Ух ты, какой грозный!
— Ты должна оставить Юлю в покое!
— А то что?
— Если ты не остановишь Гену, сегодня же меня здесь не будет.
— Скатертью дорога! — Ирина кивнула в сторону двери.
— Я серьезно! — разволновался вдруг Дима.
Ирина ему чужая, но и Юля уже не принадлежит ему. Нет у них с Юлей будущего, потому он должен остаться с Ириной. Она — мать его ребенка, у нее налаженный быт, он может жить с ней, ни в чем не нуждаясь. И еще он каждый день может видеть своего ребенка…
— И я серьезно! — Ирина смотрела на него, хищно сощурив глаза.
— Ну, хорошо! — психанул он.
У него есть гордость, и если он здесь лишний, то пусть она остается с чертом. А он уходит! Навсегда!
— Стой!
Но Дима не остановился. Он переоделся, собрал свои вещи, с чемоданами в руках спустился вниз. Но Ирина стояла в дверях, с примирительной насмешкой глядя на него.
— Я уже позвонила Гене, сказала, чтобы он молчал.
— А если я уйду? — спросил он.
— Тогда правда пойдет вразнос.
— Ну, хорошо, я остаюсь…
— Оставайся. И давай завтракать.
Дима добился своего. Он остановил процесс, который запустила Ирина. Но героем он себя почему-то не чувствовал.
* * *
Солнце уже давно взошло, утро все выгорело, стрелки часов показывали полдень, но Юля не хотела подниматься с кровати. Лежать бы так и лежать, пока не умрешь.
В дверь постучали. Это значило, что через несколько секунд дверь откроется сама по себе. Юля натянула одеяло до подбородка.
Дверь открылась, показался Вадим.
— Обед через час, — монотонно-бездушным голосом произнес он.
— Я не хочу.
Завтрак она пропустила и без обеда обойдется. Да, она объявляет голодовку!
— Александр Степанович подъедет.
— Плевать!
— Надо уважить человека.
— Ты и уважь!
— Зачем ты так? — обиделся вдруг Вадим.
На ее памяти это был первый случай, когда в нем прорезалось живое чувство.
— Как?
— Ну, влюбился человек в тебя, и что? От братвы спрятал… Ты его благодарить должна, а ты собак спускаешь.
— Хорошо, можешь передать ему спасибо.
— Сама скажи… Он к тебе с душой, и ты к нему с душой. Тебе от этого только лучше будет.
— Что лучше будет?
— Он тебя все равно возьмет. Не мытьем, так катаньем. А катаньем больно. Лучше нытьем…
— Самой отдаться?
Вадим кивнул.
— С душой? — продолжала Юля. — С душой не больно, да?
— Не паясничай, — качнул головой охранник. — Тебе это не идет.
— А что мне идет?
— Скромность. И покорность.
— И благодарность?
— И благодарность… Обед через час. Приведи себя в порядок и выходи к столу.
— А если нет?
В ответ Вадим вздохнул и глянул вверх. Так он обратил внимание на тучу, которая сгущалась у нее над головой. Молния еще не сверкнула, но все возможно, если Юля не изменит свое поведение.
Вадим ушел, а она повернулась на живот и зарылась головой в подушку. Если она уступит Александру Степановичу, ничего страшного не произойдет. Он всего лишь уложит ее на спину и спокойно сделает свое грязное дело. Всего-то!..
А если не уступит, ей вколют какую-нибудь дрянь, куда более сильную, чем ту, которую в свое время подмешал в кофе Рома. Уж она-то хорошо помнит, чем все это закончилось.
А еще Юлю могли посадить на иглу. Она слышала, как это делается. Наркоман за дозу мать родную готов продать, и Александр Степанович будет этим пользоваться. Сначала он втопчет Юлю в грязь, а потом выбросит на помойку.
Да, пожалуй, будет лучше, если она уступит олигарху по доброй воле. Раз-другой, а потом он к ней охладеет. А когда он оставит ее в покое, Юля вернется домой… Да, она вернется к мужу и к сыну. И будет замаливать грехи перед семьей. Хватит, нагулялась, пора возвращаться к нормальной жизни.
Юля оделась, привела себя в порядок, накрасилась и, когда Александр Степанович подъехал, вышла к нему.
