– А чего о них решать? Сенат написал Аюке, чтобы сунул дулю богдыхану. У меня со шведом война не закончена, османы Азов отгрызли, донцы на одну руку изменники, Кабарда и Башкирь бунтуют. На кою репу мне ещё и война Аюки в Джунгарии?
Пётр сплюнул на пол табак. Матвей Петрович сочувственно вздохнул.
– Про Узбой слышал? – вдруг спросил Пётр.
– Не слышал, государь, – сказал Матвей Петрович, хотя слышал.
– Узбой – долина, по которой из Аралского морца в море Хвалынское бежала река Дарья и несла золото. При устье, говорят, яицкие казаки и персы намывали его на сита. Хорезмшах, собака, велел засыпать Узбой запрудой, чтобы перегородить Дарью и оставить всё золото в Хорезме. Собираюсь послать на Узбой с войском Сашку Бековича, кабардинского князя. Пускай назад откопает ход для Дарьи, а потом, ежели господь расположит, возьмёт Хиву и Бухару, а там и даже Индею. Мне золото позарез надобно.
– Великий помысел, государь, – согласился Матвей Петрович.
Пётр вдруг вскочил, бросил на стол трубку и полез под поставец. Чертыхаясь, он с шорохом вытащил заскорузлый, сложенный в восьмую долю холст, встряхнул его от пыли и кинул на диван.
– Развёртывай! – велел он Гагарину.
Вдвоём они развернули холст. Это была большая карта Азии, начерченная Ремезовым для Сибирского приказа ещё пятнадцать лет назад. Затхлое, протёртое по сгибам полотнище накрыло весь диван и даже расстелилось одним углом по затоптанному паркету.
– Покажи мне Джунгарское ханство, – велел Пётр.
Матвей Петрович бегло осмотрел огромную холстину и обвёл пальцем пространства, на которых располагалась свирепая Джунгария.
– А где джунгары с китайцами дерутся?
– Вот тут, в Тибецких горах, – указал Матвей Петрович. – У них там священный город Лхаса, вроде нашей Троице-Сергиевской лавры.
– А Яркенд где?
Матвей Петрович поискал Яркенд, но его на карте не было.
– Где-то здесь стоит, – Гагарин наугад ткнул пальцем. – Он же мелкий, вот и не обозначен.
Наступив башмаком на угол карты, Пётр хищно склонился над тем местом, где должен был значиться Яркенд.
– Хороша наживка, – с досадой пробормотал он. – Но как его, стервеца, добыть без войны с Джунгарией?
– Степняки-то золото не моют, – вкрадчиво сообщил Матвей Петрович. – Им тамошняя речка без надобности. Ежели ты на Узбой Бековича шлёшь, так и туда кого- нибудь пошли. Без битвы, просто в воде повазгаться.
– И контайша дозволит?
– Одари подарками, и дозволит, небось, – с показным безразличием предположил Матвей Петрович.
Пётр распрямился, почёсывая голову, и принялся ходить по «модель-каморе» широкими шагами, по пути пнув бутылку.
– Ладно, Гагарин! – решительно сказал он, останавливаясь. – Готовь два полка для похода на Яркенд. Командиров, казну и порох я тебе летом пришлю. Пушки и ружья возьми на Каменском заводе. Прочее, что нужно, сам заготовь. Попробую на будущий год испытать твой Яркенд. Но смотри, губернатор, чтобы никакой мне войны! – Пётр поднёс к носу князя Гагарина увесистый кулак, исцарапанный и обветренный от работы на верфях.
– Исполню, государь! – с достоинством поклонился Матвей Петрович.
– А верно там золото есть? – с подозрением уточнил Пётр, обшаривая своими страшными, выпученными глазами лицо Матвея Петровича.
– Говорят, есть, – уклончиво сказал Матвей Петрович.
Он врал. Ему говорили, что золота в Яркенде нет.
Ещё в Тобольске он ходил к Ремезову, чтобы разузнать о Яркенде. Ремезов лежал дома со сломанной ногой. Матвей Петрович вошёл в горницу, снял шапку и перекрестился на иконы. Митрофановна сразу придвинула князю скамейку и подала знак Варваре и Маше: уйдите и заберите детей, чтобы не мешали беседе Семёна Ульяныча и губернатора.
– Слышал о пожаре твоём, Ульяныч, – присаживаясь, сказал Матвей Петрович. – Как нога?
Семён Ульяныч помещался на лавке в красном углу. Под головой у него была цветастая подушка, а ногу, взятую в лубок, Митрофановна прикрыла детским тулупчиком. Большой семейный стол был отодвинут в сторону, и рядом с лавкой Ремезова громоздились стопы спасённых книг.
– Нога болит, – мрачно вздохнул Ремезов. – И без того колени стомели, а теперь получай: мёрзлой роже и метель в глаза.
– С чертёжной избой я тебе помогу, – сразу пообещал Матвей Петрович. Ему жаль было старика, лишённого любимой забавы. – Леса дам строевого, тёса, плотников. А книг-то много погорело?
– Кажная как дитя, – скупо ответил Ремезов.
– Не обессудь, Ульяныч, но я к тебе тоже по книжному делу. Еду к Петру Лексеичу. Надобно мне объяснить ему про Яркенд. Что это, где это?
Ремезов задумался, и напряжённое лицо его прояснилось.
– Городишко пыльный с крепостицей. Был китайский, потом джунгары отбили. От нас ходу четырнадцать недель. Половину пути, до Ямыш-озера, по Иртышу на судах, затем конями или велбудами через степи и пески.
– Это же дальше, чем Москва! – удивился Гагарин.
– Дальше, – с гордостью подтвердил Ремезов.
– Ну, а золото в Яркенде имеется? – спросил Гагарин о главном.
– Там с горы Большой Мустыг течёт мутная река. По слухам, китайцы бросали в неё кошмы и держали в потоке десять дён, потом доставали, сжигали и выплавляли слиток размером с еловую шишку. Только, Петрович, никто у нас в Тобольске золота Яркенда никогда не видел.
– Значит, брешут? – задумчиво уточнил Гагарин.
– Брешут. Азиатцы-то любят сказки.
«Брешут», – повторял про себя Матвей Петрович. Он уже сидел у государыни в гостиной и забавлял Катерину Лексевну игрой в дурачков. Царица весело сбрасывала на низенький столик маленькие цветные карты.
– Ох, продул я! – притворно изумился Матвей Петрович. – Опять ты меня в колпаке оставила, матушка!
– Да ты же мне поддавался, Матвейка, – смеясь, сказала государыня.
– А как не поддаться любезному дружку? – лукаво спросил Гагарин.
Екатерина была низенькой, пышногрудой и круглозадой. В большом и кудрявом белом парике она напоминала овцу. Многие и вправду считали её глупой овцой, но Матвей Петрович знал, что это не так. Улыбчивая и лёгкая нравом Екатерина всё прекрасно понимала и никогда ничего не забывала. Царь искренне любил её, при ней свободно рассуждал о своих делах, заботах и сомнениях и незаметно для себя принимал ненавязчивые советы супруги за свои собственные решения. Матвей Петрович был убеждён: «ночная кукушка дневную перекукует», а потому дружил с государыней преданно и ласково. И уже не раз Катерина Лексевна отводила от Матвея Петровича гнев государя: когда под Полтавой на солдатах разлезлись камзолы из гнилого сукна, поставленного в армию князем Гагариным, когда отстроенная князем Москва вдруг опять загорелась, когда засосало в пески только что сооружённый Гагариным канал под Вышним Волочком. Прижимаясь к Петру большими и щедрыми грудями, Екатерина в супружеской постели нашёптывала: «Не сердись, Петруша. Матвейка служит тебе с головой, да вокруг него воров и дураков, как собак вокруг скотобойни». Говорили, что государыня Екатерина была родом из крестьянской семьи с молочного хутора в Лифляндии.
