– Я не уметь готовить водка, – сказал Ренат.
– Я сам всё умею, а ты на подхвате будешь, – горячо зашептал Федька. – С тебя другое требуется. Ты вашему секлетарю Дитмерке кошель занеси. От меня он не возьмёт, не доверится.
Весь Тобольск знал, что Йохим Дитмер, секретарь губернатора, живёт не столько с жалованья, сколько со взяток. Матвей Петрович тоже знал об этом, но в плутни Ефимки не вмешивался. Пусть берёт, пока не нарушает законов. Приказные всегда берут, и сам господь того не отменит. Дитмер принимал «поклонную мзду» за доступ к Матвею Петровичу, за вердикты губернаторского суда, за казённые подряды, за разрешенья на торговлю, ремесло и промысел, за убавку податей, много за что. Как известно, не подмажешь – не поедешь. Дитмер купил себе большое подворье на Нижнем посаде и нанял дворню. Ренат явился к господину секретарю домой.
Он бывал здесь на обедах, которые Дитмер устраивал для неимущих офицеров. Длинный стол под скатертью, шандалы, две дюжины стульев, поставцы с посудой, стены, обитые обоями, слюдяные наборные окна в свинцовых рамах, зеркала, портьеры. Дитмер предложил присесть. Ренату было неуютно среди европейского убранства, от которого он давно отвык.
– Господин Дитмер, я скажу открыто, – нехотя заговорил он. – Мне поручили спросить вашу цену тайной винокурни. Я приглашён к участию.
– Винокурня – государственное преступление, – предупредил Дитмер.
– Мне это известно.
– Похвально, что мы оба трезво смотрим на вещи, – слегка улыбнулся Дитмер. – Да, я могу проследить, чтобы сведения о вашем предприятии не достигли губернатора. Все доносы проходят через мои руки. Но я должен знать расположение вашей винокурни, чтобы соотнести возможный донос с вашим делом. Не вы один строите благосостояние подобным образом.
– Я не разбираюсь в здешней местности.
– Тогда сообщите имена компаньонов.
– У меня один компаньон. Караульный Фёдор Матюхин. Я называю его, надеясь на вашу честь, господин секретарь.
– Не беспокойтесь, господин штык-юнкер, – Дитмер говорил вежливо и держался чуть почтительно, однако Ренат всё равно почувствовал его тихую снисходительность. – Ваше заведение будет стоить два рубля в месяц.
– Почему так дорого? – удивился Ренат.
– Это не дорого. Для вас я убавил цену вдвое. Вам же известно, что я всегда готов послужить соотечественникам, и за это уже пострадал.
Дитмер говорил правду. Сын бургомистра Нарвы, он сам попросился в армию короля Карла и служил в канцелярии походного министра графа Пипера. Вместе с графом он попал в плен. Вскоре граф возглавил в Москве Фельдт-комиссариат, который занимался делами пленных, и взял Дитмера к себе. В первые месяцы шведы завалили Фельдт-комиссариат мемориями о варварстве русских. Граф Пипер не знал, как заставить русских соблюдать человеколюбие по отношению к военнопленным. И тут ему помог Дитмер. Он не испугался и при случае смело подал меморию о притеснениях самому царю Петру. Пётр прочитал и бешено задёргал усом. Русские чиновники получили высочайший указ о неучинении обид каролинам, а вот Дитмер за свою дерзость отправился в ссылку в Сибирь. Граф Пипер, тяжело вздыхая, написал ему прекрасное рекомендательное письмо для князя Гагарина.
– Могу ли я попросить вас об отсрочке платежа? – хмуро спросил Ренат.
– Как вам будет угодно. Я беру двадцать пять процентов за месяц.
Федька Матюхин обрадовался взятке в два рубля. Он боялся, что будет гораздо больше.
Осень своим чередом катилась к зиме. Когда начались заморозки, на стройке объявили конец работам. Ступенчатая свеча столпной церкви, пока ещё лишённая купола, и три башни с пряслами стен, пусть и недоделанные, уже изменили облик места: сгребли воедино и упорядочили бревенчатую россыпь сооружений Воеводского двора. Марширующие рекруты Бухгольца, камзолы чиновников губернской канцелярии и барабанный бой на плацу Воинского присутствия, бывшего Драгунского подворья, тоже задали совсем новый образ существования. Но Ренату всё это было безразлично.
Под корчму Федька присмотрел заброшенную рыбацкую избу на берегу Иртыша в пяти верстах от Тобольска. Избу почистили, подлатали крышу, заготовили дрова. На лодке Федька и Ренат перевезли котёл, разные приспособления, изготовленные в Тобольске, и мешки с припасами. Ренат ничего не понимал в винокурении, но Федька легко и быстро объяснил, как всё устроено: в кадушках у камелька творим сусло, в тагане выпариваем его на медленном жаре, пар идёт в трубу, первач оседает на её стенках и стекает в ведро. Для самогонки лучше всего годились татарские казаны на ножках. Крышку для плотности надо делать деревянную, она разбухает; вместо гнёта – камень с берега. Длинную трубу Федьке скрутили на Ружейном дворе из тонкого железа, щели Федька замазал тестом. Зимой будет легче: трубу, помещённую в жёлоб, можно обкладывать снегом, а талую воду сливать, но пока не ударили холода, придётся остужать трубу мокрыми тряпками.
Корчма заработала. Федька оказался не выжигой и жуликом, которого интересуют только деньги, а мастером-рукодельником. Он хотел скопить рублей двести и уехать из Тобольска домой – в Вологду. Всегда полупьяный от проб и сивушного пара, он неутомимо и любовно возился в избушке со своим самогонным хозяйством: поправлял, латал, подвязывал верёвочками, подкладывал щепочки, следил, как шает очаг, отмерял, проверял, трепетно прислушивался к урчанию котла, словно к сердцебиению больного друга. Он попросил Рената привезти ему Юсси, Ренат привёз, и Федька объяснял псу, что делает. Юсси топорщил уши, наклонял голову и внимал Федьке так, точно прикидывал, не открыть ли тоже какую-нибудь собачью корчму.
Федька договорился в Тобольске с кабатчиками и больше не отвлекался на сбыт хмельного. Бочонки в лодке по ночам доставлял Ренат. Он занимался и прибылями корчмы, Федька доверял ему общие деньги.
В ту ночь сыпался долгий сибирский дождь. Мокрое корьё кровли чуть поблёскивало, отражая тусклый рассеянный свет с простора большой реки. Из багровеющих волоковых окошек курился горячий пар. Ренат привёз деньги, и Федька на радостях угощал его свежей водкой, которую он отжал сквозь нащипанную хвою лиственницы и давленную морошку. Юсси в углу увлечённо грыз большой коровий мосол. Вдруг дверь открылась, и в корчму, пригнувшись, шагнул Йохим Дитмер. Он был в треуголке и отсыревшем плаще-епанче. Юсси кинулся на него с запоздалым лаем.
– Юська, тьфу! – прикрикнул Федька.
– Здравствуйте, господа, – по-русски поздоровался Дитмер.
За пояс у него были заткнуты два пистолета. Оглядываясь, Дитмер снял треуголку и хлопнул ею по колену, сбивая воду. Лавки, стол, широкие полки с горшками и бутылями, ящик с припасами, пустые бочонки, составленные друг на друга, туес с конопаткой и деревянный молоток, чтобы закупоривать крышки. Поварёшки и черпаки, берестяные воронки, камелёк, таган с трубой, куча дров и топор, нездоровый зной, кислый запах сусла. Федькин лежак с тряпьём, лужи на земляном полу, перекрытые истоптанными досками, и горящие лучины, натыканные в стены промеж брёвен. Русский вертеп.
