– Н-нет, – немного обалдев от напора, признался Трофим.
– Тогда идем дальше! Этой зимой ты вдруг решил стать пророком, вышел к людям, испытал систему связи, которую разрабатывал не один десяток лет… Почему именно сейчас?
Трофим молчал.
– Погода в Сумраке всегда одна и та же, уровни неизменны, но что-то в нем сдвинулось. И я хочу выяснить, каков характер этих изменений, пока не стало поздно.
– И кто из нас двоих возомнил себя пророком? – с горькой усмешкой поинтересовался Трофим. – Почему это ты решил, что ты единственный Иной, способный уловить таинственные эманации Сумрака, о которых Борис Игнатьевич со товарищи и слыхом не слыхивали?
Не сказать, чтобы слова Трофима подействовали отрезвляюще, как холодный душ, но они заставили Никиту надолго замолчать и в очередной раз задуматься. Наверняка Пресветлый Гесер и его ближайшее окружение в состоянии уловить колебания глубоких слоев Сумрака. Но, как всегда в смутные времена, в столичный Дозор сейчас стянуты все резервы, проблемы нарастают как снежный ком, идут постоянные международные консультации, просят помощи регионы, и впервые в истории Инквизиция, едва сдерживающая ящик Пандоры, открывшийся в хранилищах, смиренно обращается к Свету и Тьме за содействием. В этих условиях вопрос «способен ли Пресветлый Гессер» должен звучать по-другому: «Есть ли у него время замечать каждую странную деталь в стремительно меняющемся мире?»
– Не знаю и знать не хочу, – пробормотал Сурнин. – Вот что, Трофим… Ты скажи, чем лично тебе не угодил существующий порядок вещей, и я пойду.
– Тем, что он несовершенен. В идеале в мире не должно быть Тьмы! Или не должно быть Света. Этот дисбаланс создан Сумраком искусственно. Скорее всего – как вынужденная мера на время энергетического голода. У нашей планеты – не лучшие времена, но, как ни странно, именно благодаря им мы все и существуем.
– Вот это да… А что-нибудь более прикладное есть?
– Люди. С некоторых пор они ведут нас, а не мы их. И заметь, при этом мы их ни в грош не ставим. Все встало с ног на голову.
– Да какая нам с тобой разница, кто кого ведет? Противостояния Света и Тьмы это не отменяет.
Сурнин подпер голову рукой и подумал, что зря сюда пришел. А ведь еще полчаса назад идея казалась стоящей. Трофим представлялся ему как раз тем «сумасшедшим ученым», который в состоянии объяснить видения умирающей старушки и оборотня и все те странности, которые наблюдал в Сумраке за последнее время сам Никита.
В тусклых глазах Трофима, наоборот, впервые с момента встречи загорелся едва заметный огонек.
– Большая разница, Никита. Сейчас в сложноподчиненном социуме, состоящим из Иных и людей, равновесие смещено примерно так же, как смещен акцент в сторону технических устройств в человеческом мире. Вопрос «как» превалирует над вопросом «зачем», ритуалы – над действием.
– Чего-чего?
– Во всех отраслях мы плодим и совершенствуем один лишь инструментарий, оставаясь в сути своей на нижней ступени эволюции. Мы представляем собой общество обезьян с компьютерами, ракетами и атомными бомбами, не пытающееся осмыслить себя.
– У-у… ну, что поделаешь! Прогресс, мать его. Машина оказалась удобнее лошади, всем понравилось мыться в душе, ходить по асфальту и всегда быть на связи. И честно говоря, я не очень понимаю, что в этом плохого.
«Теоретик оторванный, – почти сочувственно вздохнул Никита про себя, – кем же он работал до инициации, что было написано в личном деле? Вроде социолог какой-то…»
– В этом ничего плохого нет. Проблема в том, что мы позволяем инструментам одержать верх! Мы унифицируемся. Точнее, унифицируются люди, подчиняясь ими же созданным техрегламентам, а мы следуем за ними. Последние столетия механическое перетягивание людей на свою сторону и подсчет сторонников – это единственное, что интересует Иных. Мы так вымрем, Никита.
– Ничего себе вывод, – хмыкнул Сурнин. – С чего это вдруг?
– Наша численность не восстанавливается вовсе не потому, что когда-то Иные едва не истребили друг друга. Это было очень, очень давно. Настоящая беда заключается в том, что у нас отсутствует рефлекс цели. Нам не интересен мир, в котором мы живем, мы не знаем, куда движемся. Нам нет дела до природы Великих Сил и Сумрака, который нас породил: мы используем его и боимся, больше ничего… А это – гигантский кладезь нерасшифрованной информации! Настоящая война, если уж силам Света и Тьмы суждено воевать, должна вестись за его тайны, которые мы даже не пытаемся изучать. Ум людей куда более пытлив из-за того, что им отведено меньше времени. Возможно, сложив их потенциал с нашим, мы смогли бы разгадать загадку бытия… Что тебе на самом деле нужно от меня, Никита, кого ты ищешь в Сумраке? Я уже сказал твоему начальству, что не знаю, есть ли подобные мне перевертыши на стороне Тьмы, я не входил с ними в контакт. Я не могу раскрыть особенности передачи информации через Сумрак, потому что я – точно такой же интерфейс этого компьютера, как и все прочие Иные, его внешнее устройство, а не его ядро. Вы же не можете объяснить, каким образом разговариваете друг с другом! Почему вы все думаете, что я это знаю…
– Я так не думаю, Трофим, – перебил Никита.
– В самом деле? Это даже интересно.
– Я так не думаю, – убежденно повторил Никита. – Ты ничего не знаешь. Не так давно я говорил с твоими последователями. У них жуткий винегрет в головах! Это значит, что их учитель растерян не меньше их самих… Допустим, численность Иных не восстанавливается из-за того, что достигла оптимальных значений. Тогда скажи мне, пожалуйста, чем плоха твоя унификация?
– Потерей индивидуальности, – мрачно возвестил Трофим.
– А она – чем?
– Тем, что из партнеров Сумрака, которыми мы рождены, мы превращаемся в его инструментарий, точно так же как люди для нас превращаются из коллег по процессу познания в кормовую базу.
– Это у Темных.
– Хорошо. В опекаемое стадо.
– Это у Темных, – повторил Никита, упрямо склонив голову.
– Тогда – в инструментальный набор, как я и сказал. Мы – для Сумрака, люди – для нас. Цивилизация унификатов.
– Все равно не понимаю, что в этом плохого.
Никита тоскливо посмотрел на часы, стоявшие на полке. Секунды неумолимо подмигивали ему зелеными точками. Собеседник увяз в каких-то теоретических дебрях. Пора закругляться.
– Может, просто слышать не хочу? – усмехнулся Трофим. – На примере людей это более чем понятно: Армия – для войны, медицина – для комфортного проживания, соглядатаи – для облегчения несения службы сотрудникам Ночного Дозора, и так далее до бесконечности. Мы хорошо относимся к людям как к унифицированным инструментам, но не видим в них личности и уж тем более не видим в них равноправных партнеров.
– Надуманно как-то. Что ж нам теперь от информаторов отказаться или от услуг стоматологов? Чтобы воцарилось равноправие людей и Иных…
