– Мы переоденемся, – ответил он.
– Мое изображение расклеено по всей Империи, – напомнила я. – Что, если меня узнают? А если…
– Лайя, – сказал Кинан терпеливо. – Ты должна довериться мне.
– Может быть… – Я засомневалась – сказать, не сказать. Вдруг он огорчится? Не будь дурой, Лайя. – Может, нам и не понадобится униформа. Знаю, ты просил этого не делать, но я снова попыталась исчезнуть. И у меня получилось. – Я выдержала паузу, глядя на его реакцию, но он лишь ждал продолжения.
– Я поняла, как могу исчезать, – пояснила я, – и могу это удерживать.
– Покажи мне.
Я нахмурилась, ожидая от него… возможно, гнева или волнения. Но с другой стороны, он ведь не видел, что я могу. Он наблюдал лишь мои неудачи. Я закрыла глаза, внутренний голос стал четким и спокойным…
Но снова ничего не вышло.
Спустя десять минут я открыла глаза. Кинан, который все это время терпеливо ждал, вздохнул:
– Я не сомневаюсь, что это иногда срабатывает…
Доброта в его голосе расстроила меня еще больше.
– …Но это ненадежно. Мы не можем ставить на это жизнь Дарина. После того как освободим Дарина, развлекайся с этим сколько душе угодно. А сейчас не трать на это время.
– Но…
– Вспомни прошедшие несколько недель. – Кинан явно нервничал, но взгляд не отводил. Что бы сейчас ни собирался сказать, он к этому разговору явно готовился. – Если бы мы оставили Элиаса и Иззи, как я предлагал, то племя Элиаса не пострадало бы. А перед налетом на повозки Афии… Нет, не то чтоб я не хотел помочь тем книжникам. Хотел. Но мы должны были подумать о том, во что это выльется. Мы не подумали, и Иззи погибла.
Он говорил «мы», я знаю, что имел в виду «ты». Я вспыхнула. Как смеет он бросать мне в лицо упреки за мои ошибки, как будто я – школьница, которую следует отчитать?
Но разве он не прав? Каждый раз, когда передо мной вставал выбор, я принимала неправильное решение. И так – несчастье за несчастьем. Рука невольно потянулась к браслету, но в нем чувствовалась холодная пустота.
– Лайя, я очень давно ни о ком не заботился. – Кинан взял меня за руки. – У меня никогда не было семьи, такой, как у тебя. Не было никого и ничего. – Он провел пальцем вдоль моего браслета, глядя на него с печалью. – Ты – все, что у меня есть. Прошу, я не хочу быть жестоким. Мне просто не хочется, чтобы что-нибудь случилось с тобой, или с людьми, которые тебя любят.
Он не может быть прав. Я чувствовала свою способность исчезать в кончиках пальцев. Если б только я могла понять, что мне мешает. Если бы смогла устранить эту помеху – это бы все изменило.
Я заставила себя кивнуть и повторить слова, которые он сказал мне до этого. Я посмотрела на униформу, которую он принес, на решимость в его глазах.
– На рассвете? – спросила я.
Он кивнул.
– На рассвете.
44: Элиас
Когда Надзиратель вошел в мою камеру, уголки его губ были опущены, брови нахмурены, как будто перед ним неожиданно встала задача, которую ни одним из его опытов не решить. Он прошелся взад-вперед, затем сказал:
– Ты ответишь на мои вопросы подробно и без утайки. – Он поднял на меня бледно-голубые глаза. – Или я отрублю тебе все пальцы один за другим.
Обычно он угрожал не так прямолинейно, поскольку выпытывать секреты для него игра, во время которой он получает истинное наслаждение. Чего бы он ни хотел от меня, ему это понадобилось крайне остро.
– Я знаю, что Лайя из Серры, с которой ты сбежал из Блэклифа, и есть младшая сестра Дарина. Скажи мне: почему ты сбежал с ней? Почему о ней заботился?
Я постарался спрятать все эмоции, хотя сердце билось предательски быстро. «Зачем тебе это знать? – Хотел я крикнуть. – Что тебе от нее нужно?»
Я не спешил с ответом. Надзиратель достал нож и, прижав мою ладонь к стене, раздвинул пальцы.
– У меня есть для тебя предложение, – сказал я быстро.
Он поднял брови, остановив нож в нескольких дюймах от указательного.
– Если ты повнимательнее посмотришь на обстоятельства, Элиас, то увидишь, что ты не в том положении, чтобы со мной торговаться.
– Мне больше не нужны пальцы ни на руках, ни на ногах, ни что-либо еще, – сказал я. – Я умираю. И потому сделка: я отвечу на любой вопрос, который ты мне задашь, и отвечу честно, если ты сделаешь то же самое.
Надзиратель выглядел по-настоящему озадаченным.
– Какими же сведениями ты можешь воспользоваться на пороге смерти, Элиас? А. – Он скривился. – Небеса. Не отвечай. Ты хочешь знать, кто твой отец?
– Мне все равно, кто мой отец, – произнес я, – да и в любом случае я уверен, что ты не знаешь.
Надзиратель покачал головой:
– Плохого же ты обо мне мнения. Ладно, Элиас. Давай сыграем в твою игру. Но с небольшой поправкой к правилам: я задам тебе все мои вопросы первым, и если меня устроят ответы, ты можешь задать мне один, и только один вопрос.
Это чудовищная сделка, но выбора у меня не было. Если Кинан собирается обмануть Лайю в угоду Надзирателю, я должен знать, почему.
Надзиратель выглянул из камеры и крикнул рабу, чтоб ему принесли стул. Девочка-книжница внесла стул, с любопытством оглядев камеру. Интересно, не та ли это Пчела, с которой дружен Тас?
Подгоняемый Надзирателем, я рассказал ему о том, как Лайя спасла меня от казни и о том, как поклялся помогать ей. Он надавил, и я признался, что стал заботиться о ней, когда впервые увидел ее в Блэклифе.
– Но почему? Она обладает какими-то особыми знаниями? Может, она одарена некой силой, непостижимой для обычного человека? Почему она так ценна для тебя?
Я не задумывался над тем, что говорил Дарин о Надзирателе, но сейчас в памяти всплыли его слова: «Он спрашивал наобум. Как будто не был уверен, о чем именно спрашивать. Как будто задавал чьи-то вопросы, не свои».
Или же, вдруг понял я, и Надзиратель сам не знает, почему вообще он это спрашивает.
– Я знал эту девушку всего несколько месяцев, – произнес я, – она умная, смелая…
Надзиратель вздохнул, пренебрежительно махнув рукой.
– Меня не волнует вся эта лирическая чушь, – сказал он. – Подумай рационально, Элиас. Есть в ней что-нибудь необычное?
– Она сумела выжить у Коменданта, – ответил я, теряя терпение. – Для книжника это довольно необычно.
Надзиратель, устремив взор вдаль, откинулся на стуле и погладил подбородок.
– В самом деле, – согласился он. – Как она выжила? Маркус вроде бы убил ее. – Он вперился в меня холодными бледно-голубыми глазами. В промозглой камере вдруг стало еще холоднее. – Расскажи мне об Испытании. Что точно случилось в амфитеатре?
