Я взглянула на него в растерянности. Не похож он на того, кто водит дружбу с детьми.
– Она была такая тоненькая, – продолжил маска. – Я, бывало, воровал для нее еду. Сначала она боялась меня, но когда поняла, что я не собираюсь причинить ей зла, начала со мной разговаривать. – Он пожал плечами. – Я думал, как там она, после того как уехал из Кауфа. А несколько дней назад, когда относил Надзирателю письмо от Кровавого Сорокопута, заодно поискал Пчелу. И нашел.
– Она вас вспомнила?
– Вспомнила. И рассказала мне странную историю о меченосце со светлыми глазами, запертом в блоке для допросов. Он не боится Надзирателя, сказала она. И подружился с одним из ее товарищей. Дал ему имя – Тас. Дети шепчутся об этом меченосце… Осторожно, конечно же, чтобы Надзиратель не услышал. Они умеют хранить секреты. Они передали его послание книжникам, которые всё еще надеются на побег.
Проклятье.
– Почему вы мне это рассказываете? – Я нервно оглянулась вокруг. Ловушка? Обман? Очевидно же, что маска говорит про Элиаса. Но с какой целью?
– Я не могу сказать тебе, почему, – произнес он почти печально, – но как бы странно это ни звучало, думаю, что именно ты когда-нибудь это поймешь.
Он встряхнулся и взглянул мне в глаза.
– Спаси его, Лайя из Серры, – попросил он. – Судя по тому, что вы с Кровавым Сорокопутом рассказали о нем, он достоин спасения.
Маска смотрел на меня, и я кивнула, испытав облегчение от того, что он оказался больше человеком, чем маской, хоть это для меня и было непостижимо.
– Я сделаю все возможное.
Мы дошли до поляны, где был разбит лагерь Кровавого Сорокопута. Она седлала лошадь и повернулась, услышав наши шаги. Лицо ее сразу напряглось. Маска оставил нас вдвоем.
– Знаю, я тебе не нравлюсь, – начала я с ходу, пока она не велела мне убраться прочь. – Но я здесь по двум причинам.
Я открыла рот, пытаясь подобрать правильные слова, но потом решила сказать все просто и открыто.
– Во-первых, я хочу поблагодарить тебя. За то, что спасла меня. Я должна была сделать это раньше.
– Пожалуйста, – проворчала она. – Что ты хотела?
– Твоей помощи.
– С какой стати, черт возьми, мне тебе помогать?
– Ты не забираешь Элиаса, – ответила я. – И не хочешь, чтобы он умер. Я знаю это. Поэтому помоги мне его спасти.
Кровавый Сорокопут повернулась к лошади, вытащила плащ из седельной сумки и надела его.
– Элиас не умрет. Вполне возможно, прямо сейчас он пытается вызволить твоего брата.
– Нет, – произнесла я. – Что-то пошло не так.
Я шагнула к ней ближе, выдержав ее взгляд, острый как меч.
– Знаю, ты мне ничего не должна. Но я слышала, что он сказал тебе в Блэклифе. «Не забывай нас».
В ее глазах вспыхнуло такое внезапное и неприкрытое страдание, что у меня все внутри скрутило от острого приступа вины.
– Я не брошу его. Прислушайся к этим крикам.
Элен Аквилла отвела взгляд.
– Он заслуживает большего, чем сгинуть здесь.
– Что ты хочешь знать?
– Где и как в тюрьме хранятся запасы. Еще мне нужна схема расположения помещений.
Она усмехнулась:
– Как, черт возьми, ты собираешься туда проникнуть? Ты не можешь притвориться рабом. Охрана Кауфа знает всех рабов-книжников в лицо, а такая девушка, как ты, сразу запоминается. И пяти минут не пройдет, как тебя обнаружат.
– У меня есть способ, – ответила я. – И я не боюсь.
Сильный порыв ветра разметал светлые пряди. Волосы трепыхались вокруг ее серебряного лица, словно встревоженные птицы. Она смерила меня оценивающим взглядом, сохраняя бесстрастное выражение. Что она чувствовала? Она не просто маска. Я узнала об этом в ту ночь, когда она спасла меня от смерти.
– Иди сюда, – вздохнула она и, опустившись на колени, стала рисовать на снегу.
* * *
У меня был соблазн сложить все вещи Кинана в кучу и разжечь костер, но дым привлек бы ненужное внимание. Тогда я взяла его сумку и отошла от пещеры на несколько сотен ярдов, держа ее на вытянутой руке, как будто прикосновение к его вещам причиняло физическую боль. Вскоре я нашла ручей, бегущий к Реке Забвения, и швырнула сумку в быстрые воды. Следом в поток со всплеском упало оружие Кинана. Ножи мне, возможно, и пригодились бы, но мне не хотелось оставлять ничего из того, что ему принадлежало.
Вернувшись в пещеру, я села, скрестив ноги, и решила, что с места не сдвинусь, пока уверенно не научусь становиться невидимой.
Я припомнила, что всякий раз, когда мне удавалось исчезнуть, Кинана поблизости не было. И начинала сомневаться в себе, только когда он находился рядом. А может, он намеренно вселял в меня неуверенность, чтобы подавить мою силу?
«Исчезнуть!» – мысленно крикнула я себе, будто королева среди пустынного поля, призывающая свое разгромленное войско к последнему сражению. Элиас, Дарин и все остальные, которых я должна спасти, зависят только от моей силы, этой магии, что живет во мне.
По телу прошла волна, и я успокоилась, заметив, что мои ноги постепенно стали полупрозрачными, так же как во время налета на караван Афии.
От радости я довольно громко вскрикнула. По пещере прокатилось эхо, я испугалась и перестала быть невидимой. Правильно. Работай над этим, Лайя.
Я упражнялась весь день: сначала в пещере, затем на снегу. Сумела определить свои возможности: ветка в моих руках тоже исчезала, тогда как что-нибудь живое или соприкасающееся с землей оставалось видимым, отчего казалось, что оно парит в воздухе.
Я так увлеклась своими упражнениями, что не услышала шаги. Опомнилась лишь, когда кто-то со мной заговорил. Я развернулась, хватаясь за оружие.
– Тише-тише, девочка. – Я тотчас узнала этот надменный тон, гостья и капюшон свой скинуть не успела. Афия Ара-Нур.
– Небеса, какая же ты нервная, – хмыкнула она. – Хотя трудно тебя винить. Когда вокруг весь этот шум. – Она махнула рукой в сторону тюрьмы. – Элиаса, как я вижу, нет. И твоего брата. И… рыжего тоже нет?
Она подняла бровь, ожидая объяснений, но я таращилась на нее во все глаза, боясь поверить, что это и правда Афия. Ее дорожная одежда была вся в грязных пятнах, ботинки промокли от снега. Косы заправлены под шарф. Судя по ее виду, она уже давно как следует не высыпалась. Я так ей обрадовалась, что едва не расцеловала.
Она вздохнула, закатив глаза.
– Я сдержала обещание, так? Я поклялась Элиасу Витуриусу, что дойду с тобой до самого Кауфа. Любая кочевница, которая нарушила священную клятву, отвратительна. Но не сдержать обещание, когда жизнь другой женщины в опасности… Это непростительно вдвойне. И об этом мой младший брат напоминал мне каждый час три дня кряду, пока я наконец не согласилась отправиться за тобой.
