– Тысячу лет, верно? Ты и правда хочешь слоняться здесь еще тысячу лет, Шэва? Надели меня своим даром и прими то, что я тебе предлагаю.
Я видел, что она приняла решение. Видел, что страх уступил место покорности.
– Торопись, – подгонял я. – Неизвестно, сколько уже времени прошло в Кауфе. Не хочется вернуться в обугленное тело.
– Это древняя магия, Элиас. Это магия не джинна, человека или ифрита, это магия самой земли. И она вернет тебя точно в момент смерти. И это будет больно.
Она взяла меня за руки. От ее прикосновения стало жарче, чем в серранской кузнице. Она стиснула зубы и испустила резкий крик, который потряс меня до глубины души. Ее тело сияло огнем, который поглощал ее, пока она не превратилась в существо из корчащегося черного пламени. Выпустив мои руки, она облетела вокруг так быстро, что казалось, будто меня окутало темное облако. Даже будучи призраком, я почувствовал, как уходит моя сущность. Я упал на колени, и в голове прогремел голос, глубокий и древний, голос самого Места Ожидания, завладевшего телом Шэвы и говорящего ее устами.
«Сын тени, наследник смерти, слушай меня: править Местом Ожидания значит освещать путь слабым, павшим, забытым во тьме, тем, кто следует за смертью. Ты будешь привязан ко мне, пока другой, достойный этой участи, не освободит тебя. Уйдешь отсюда и нарушишь свой долг – я накажу тебя. Принимаешь ли ты это?»
– Принимаю.
Вибрация наполнила воздух. Земля напряженно молчала, как перед катастрофой. Раздался звук, как будто небо разорвалось пополам. Боль, рожденная агонией тысячи смертей, рассекла мою душу словно острием. Каждое горе, каждая потерянная возможность, каждая оборванная жизнь и страдания тех, кто скорбел по умершим, обрушились на меня, раздирая душу. Это была не просто боль, а самый ее пик, умирающая звезда, разорвавшаяся в моей груди.
В какой-то момент я решил, что больше не могу терпеть, но прошло еще немало времени, пока боль не начала стихать. Содрогаясь, я упал на землю. Словно две реки, Света и Тьмы, меня переполняли чувство справедливости и чувство страха. Они сливались воедино, чтобы стать чем-то новым.
– Всё, Элиас. – Шэва опустилась рядом со мной на колени, снова приняв человеческий облик. На ее щеках виднелись дорожки от слез.
– Почему ты так печальна, Шэва? – Увидев, что она плачет, я почувствовал боль и вытер ей слезы большим пальцем. – Ты больше не одинока. Мы теперь братья по оружию.
Она не улыбнулась.
– Только пока ты не будешь готов, – сказала она. – Иди, брат. Возвращайся в мир людей и закончи то, что начал. Сейчас ты служишь магии, а она не любит, когда ее слуги уходят надолго.
Я закрыл глаза и пожелал вернуться в свое тело, а когда разомкнул веки, то увидел исступленное лицо Таса. Впервые за долгое-долгое время я не чувствовал изнеможения.
– Элиас! – Тас заплакал от облегчения. – Огонь повсюду! Я не могу нести Дарина!
– Тебе и не придется.
Синяки и шрамы, следы допросов, еще болели, но теперь, когда в моей крови не было яда, я понял, сколько жизненных сил он отнял, по капле истощая организм, пока от меня не осталась лишь тень.
Огонь уже разрушил лестницу и бежал вдоль верхних балок, окружив нас спереди и сзади огненной стеной.
Сквозь огонь я увидел, как наверху вспыхнул свет. Донеслись крики, голоса и на секунду мелькнула знакомая фигура.
– Дверь, Тас! – крикнул я. – Она открыта!
По крайней мере, я подумал, что она открыта. Тас, шатаясь, поднялся на ноги. В темных глазах затеплилась надежда. Вперед, Элиас! Я перебросил Дарина через плечо, подхватил ребенка-книжника другой рукой, и бросился вверх по лестнице, сквозь стену пламени – к свету.
53: Элен
Люди клана Витуриа окружили моих родителей и сестер. Придворные, увидев, как мою семью отвели со скрученными за спиной руками к трону и поставили на колени, как каких-то преступников, смущенно и испуганно отвели глаза.
Мама с отцом молча покорились, Ливи бросала на меня умоляющие взгляды, как будто я могла это остановить.
Ханна же боролась: царапалась, пинала солдат. Ее светлые волосы, уложенные в вычурную прическу, рассыпались по плечам.
– Не наказывайте меня за ее предательство, Ваше Величество! – кричала она. – Она мне не сестра, милорд. Она не родня мне.
– Тихо, – рявкнул он на нее, – или убью тебя первой.
Она замолчала. Солдаты повернули моих родных лицом ко мне. Разодетые в меха и шелка придворные, стоявшие по обеим сторонам от меня, отступили и зашептались. Некоторые впали в ужас, другие – едва сдерживали ликование. Я заметила нового Отца клана Руфиа. Увидев жестокую улыбку, я вспомнила, как кричал его отец, когда Маркус сбросил того со скалы Кардиум. Маркус расхаживал взад-вперед за спинами моих родных.
– Я думал, что казнь пройдет на скале Кардиум, – произнес он, – но раз уж тут присутствуют представители стольких кланов, то не вижу причин, почему бы не сделать это здесь и сейчас.
Комендант вышла вперед, устремив взгляд на моего отца. Он спас меня от пыток против ее воли. Он успокоил разгневанные кланы, когда она пыталась посеять смуту. Он помог мне, когда переговоры зашли в тупик. Сейчас она отомстит ему. Звериный голод таился в ее глазах. Ей хотелось разорвать ему горло и станцевать в луже его крови.
– Ваше Величество, – промурлыкала она, – я буду счастлива исполнить казнь…
– Нет нужды, Комендант, – спокойно ответил Маркус. – Вы уже достаточно сделали.
В словах скрывался странный смысл, и Комендант вдруг посмотрела на Императора настороженно.
«Я думала, что вы будете в безопасности, – хотелось мне сказать своей семье. – Пророки говорили мне…»
Но Пророки, осознала я, ничего мне не обещали.
Я заставила себя встретиться с отцом взглядом. Я никогда еще не видела его таким подавленным. Рядом с ним стояла мама. Ее светлые волосы блестели, как будто светились изнутри. Платье, отороченное мехом, сидело на ней изящно, даже когда она опустилась на колени. Бледное лицо хранило твердость.
– Будь сильной, девочка моя, – прошептала она мне.
Ливи дышала мелко и порывисто, что-то торопливо нашептывая Ханне, которую била дрожь. Я попыталась нащупать на поясе меч, чтобы взять себя в руки, но едва ощущала его под ладонью.
– Ваше Величество, – промолвила я. – Прошу. Комендант готовит переворот. Вы слышали лейтенанта Фариса. Вы должны меня послушать.
Маркус поднял на меня глаза. От их бесстрастной желтизны стыла кровь. Медленно он вынул из-за пояса кинжал с тонким и острым как бритва лезвием и рукоятью, инкрустированной бриллиантом – символом Блэклифа. Приз за победу в первом Испытании. Казалось, это было так давно.
– Я могу сделать все быстро, Сорокопут, – сказал он тихо. – Или могу делать это очень, очень медленно. Скажешь о перевороте еще раз и увидишь, кто из них станет первым. Лейтенант Серджиус, – выкрикнул он.
