Мия даже остановилась от удивления. В рассказах самханца не раз между делом проскальзывало, что он родом из знатной семьи, да и колдовские глаза не давали возможности усомниться — маги такой силы рождались только в наиболее древних и родовитых кланах.
И вот самурай, равный по знатности даймё, плетет циновку, как простой крестьянин? Диво дивное! Расскажешь кому — лгуньей назовут.
Джин доплел ряд до конца и поднял голову, приветствуя ее улыбкой. И нахмурился, стоило ему увидеть лицо Мии.
— Кто тебя ударил? — сквозь зубы спросил самханец.
— Сиди, — попросила Мия. Но он поднялся, опираясь на посох, доковылял до нее, коснулся разбитой губы.
— Кто? — повторил он таким тоном, что Мие стало страшно за Кумико.
Она рассказала, и самханец помрачнел:
— С женщинами не воюю.
— И не надо. — Неужели он и вправду собирался идти и мстить кому-то за разбитую губу Мии? Смешно! Его же везде ищут.
— Могу научить давать сдачи. Но лучшая война — та, которая не началась. Помирись с ней. Вам еще жить рядом.
Мия фыркнула. Помириться с Кумико? Видел бы он ее!
Но спорить не стала. Вместо этого спросила:
— А это долго? Учиться?
— Смотря чему. Чтобы стать из послушника монахом Шонг Сана, нужно десять лет ежедневных тренировок. Но это только начало пути.
Она улыбнулась:
— У нас нет столько времени.
— Жаль. — Джин притворно вздохнул. — Придется обучить тебя нескольким простым приемам. Против воина не поможет, но с девчонками справишься. Думаю, недели хватит.
— Так быстро? — недоверчиво спросила Мия.
— Тут нет ничего сложного. Вот смотри. Например, тебя схватили и зафиксировали руки. — Он обнял ее и свел запястья за спиной, заставляя чуть выгнуться ему навстречу.
Мия задергалась и поняла, что не в силах избавиться от захвата, хоть самханец и не стискивал пальцев, чтобы не оставить синяков на нежной коже.
Джин улыбнулся, склонился над ее запрокинутым лицом и голосом искусителя предложил:
— Не надо вырываться. Лучше дай мне пинка.
— Не хочу. Ты же упадешь.
Он засмеялся, как будто она сказала что-то очень смешное.
— Хорошо. Тогда откинь голову назад, а потом ударь. Цель в лицо, бей лбом или верхней частью черепа.
Он высвободил одну руку, продолжая удерживать второй рукой тонкие запястья Мии, и нежно провел пальцем, очерчивая ее лоб.
— Но это больно…
— Противнику будет гораздо больнее. Если повезет, сломаешь ему нос.
Мия помотала головой:
— Не надо! Я не хочу делать те… кому-то больно.
— Ну, как хочешь. — Он со вздохом выпустил ее.
Она стояла все так же, запрокинув голову, смотрела на него снизу вверх. Джин улыбался одними глазами. Глаза у него изумрудно-зеленые, и в них пляшут золотые искорки, как солнце в летней листве. От того, как мужчина смотрел на Мию, сердце то замирало, то начинало колотиться с утроенной силой.
Ей вдруг стало стыдно, что она разглядывает его так откровенно. Она отвернулась и попросила:
— Посмотри, я сильно испачкалась?
Пальцы мягко прошлись по коже. Стало щекотно и безумно приятно. Еле ощутимый ветерок погладил шею.
— Так не видно, — хрипло сказал Джин. — Нужно снимать кимоно.
Мия бросила на него испуганный взгляд через плечо. Но самханец не собирался распускать руки. Кажется, он имел в виду только то, что сказал.
— Тушь с кожи смывается мылом и горячей водой. Если поскрести как следует. Отстирать одежду труднее, но можно попробовать. Мыло у меня есть, Дайхиро принес еще вчера. А вот для горячей воды придется собрать побольше дров.
— Не надо.
— Так и будешь ходить с черной спиной?
— Не надо дров. Тут выше в горах есть горячие источники.
Он присвистнул:
— И ты молчала? Пойдем туда сейчас же!
— У тебя же нога сломана.
— Да хоть обе! Ради горячей воды я и не на такой подвиг готов.
Она не собиралась идти на источник с самханцем, но как-то само собой получилось, что они вышли вместе. Джин опирался на самодельный костыль и довольно резво скакал меж камней, еще и умудряясь при этом развлекать ее легкомысленной болтовней. Если бы Мия сама не помогала бинтовать его ногу всего несколько дней назад, она бы заподозрила в нем симулянта.
— Почему ты сам стираешь свою одежду? — задала она терзавший ее вопрос.
— А что мне — грязным ходить? Что-то не вижу здесь толпы слуг.
— И тебя это не унижает?
Самханец искренне рассмеялся:
— Не вижу ничего унизительного в том, что способен сам о себе позаботиться.
Мия невесть отчего покраснела. Ей, как и всем майко, было запрещено заниматься любой черной работой. Ручки гейши должны быть белыми и нежными, как у ребенка.
— Откуда ты все это умеешь?
— Что — все?
— Плести татами. И… просто все.
Мужчина пожал плечами:
— В монастырях прислуги нет. И там совсем по-другому относятся к понятиям чести и бесчестия. Пожалуй, более правильно. Хотя я еще до Шонг Сана совершенно не умел правильно надувать щеки, как положено именитому отпрыску. Мачеха вечно по этому поводу жаловалась на меня отцу.
— А как ты попал в монастырь?
— О, это было не слишком-то просто. Даже с влиянием моей семьи. Пришлось неделю мокнуть под дождем у ворот вместе с другими кандидатами, а послушники выглядывали из-за ворот, швырялись объедками и оскорблениями. — Он мечтательно улыбнулся, словно воспоминание об этом доставляло ему искреннее удовольствие. — Чтобы тебя приняли в ученики, ты должен доказать, что это не случайная блажь. Что действительно хочешь этого. Я был совсем котенок — десять лет. Но уже упрямый, как сотня демонов. И знал, что второго шанса не будет. И так, если бы не мачеха, отец никогда бы не согласился отпустить меня.
— Ты сам хотел туда? — Мия растерялась.
— Конечно. В Шонг Сане нет места тем, кто не знает, чего хочет.
— Но зачем?
— Я проклят, Мия, — спокойно напомнил Джин. — Я знал, что никогда не смогу сравниться с братьями, даже если буду изучать фехтование и военное дело, как одержимый. Отбери у воина катану, он не многое сможет. Мои братья, пока на них нет блокаторов — сами по себе оружие. Я тоже хотел стать таким…
— И получилось?
— Отчасти.
— А почему ты там не остался?
— Люди меняются. В монастыре я понял сразу несколько вещей. Во-первых, что кэмпо — это путь длиной в жизнь, какой бы долгой она ни была. Шонг Сан — это не просто обучение боевым искусствам. Это — духовная практика. Путь к просветлению… один из путей. Понимаешь?
