Она поразилась, каким злым был голос самханца.
— Не снимешь. Нужен маг…
Он тихо выругался и отрывисто скомандовал:
— Одевайся. Осталось не так много времени. Нужно вернуть тебя в школу.
Спускались они медленно. Ночные горы были опасны и здоровому, а факел в руках Мии почти не освещал путь.
Всю дорогу самханец был неразговорчив, отвечал коротко и зло, а больше молчал.
— Я провожу тебя, — заявил он непререкаемым тоном, когда они подошли к развилке.
— Тебе нельзя, тебя ищут…
— Не спорь со мной, Мия.
Последняя часть пути прошла в тягостном молчании. На подходе к школе Джин потушил факел. Перелезая через ограду, она спиной ощущала его полный гнева взгляд.
От этого было больно. Мия не понимала, на что он злится — все же было так хорошо.
Она всхлипнула, сердито смахнула слезы и пошла в домик. Торопливо разделась в темноте и долго еще ворочалась на футоне, не в силах заснуть.
Глава 9
ШПИЛЬКИ
Сквозь сон Мия слышала утренний гонг, слышала, как собираются, переговариваясь, девочки, но не стала подниматься.
Она не хотела есть. И пуще того не хотела видеть лица других майко.
«Десять минут. Пусть уйдут — тогда встану», — подумала она, снова ныряя в объятия сна.
И проснулась от резкой боли, когда кто-то дернул ее за волосы.
Мия раскрыла глаза, заморгала и вскрикнула от ужаса. В первое мгновение она даже не поняла, что нависшее над ней искаженное и страшное лицо принадлежит Кумико.
Щелкнули ножницы над ухом.
— Ведьма! — прошипела дочь самурая. — Сними свое проклятие, или я отрежу твои волосы.
— Ты совсем с ума сошла?! — Мия схватила ее за руку, безуспешно пытаясь разжать цепкие пальцы. — Кумико, что у тебя с лицом?
Кожу ученицы покрывали красные пятна. Если вчера они походили на сыпь от мандаринов, то сегодня скорее уж наводили на мысль о болезни — вздутые, багровые.
— Сними проклятие, ведьма, — прорыдала Кумико.
Снова в опасной близости от уха щелкнули ножницы. Мия вскинула руку, защищаясь то ли от атаки, то ли от жуткого вида майко, и нечаянно задела костяшками пальцев по лицу.
— Ах, дерешься! Вот тебе!
Зажатые в кулаке Кумико ножницы сыграли роль кастета. Щека взорвалась болью и сразу онемела. Мия взвизгнула, бестолково отмахиваясь от атаки. Противница набросила ей на лицо одеяло, ослепив, и резко дернула за волосы вверх. Мия кричала, вырывалась и била вслепую кулаками. Жутковато клацали ножницы, голове становилось легко и почти не больно…
— Ведьма! Я тебе покажу, как насылать проклятия…
— Пусти!
— …специально патлы отрастила…
Мия прекратила вырываться. Чуть откинула голову назад и резко рванулась вперед, на звук всхлипов.
Это было больно! Все равно как приложиться с размаху головой о стенку. Но жалобный крик, переходящий в рыдания, подсказал, что удар достиг цели.
Тяжелое тело перестало давить сверху, стукнула дверь, отъезжая вбок. Мия села и наконец скинула одеяло.
Она была одна в комнате. Пол покрывали кровавые пятна — неужели она, Мия, расквасила Кумико нос, как советовал Джин?
В раскрытом дверном проеме виднелся двор и кусочек неба.
Что-то скользнуло по ее плечу. Мия машинально вскинула руку, ловя это «что-то», и вздрогнула.
В ее руках лежали свитые в толстый жгут пряди волос.
Очень хорошо знакомых волос.
Она вскочила, ощупывая ставшую такой непривычно легкой голову, и пряди потекли на пол вокруг нее черными блестящими змеями.
— Нет! — выкрикнула Мия. — Нет, нет!
Еще не в силах поверить до конца, она подошла к зеркалу, посмотрела в него и расплакалась.
«Волосы — это просто волосы, — твердила себе Мия. — Отрастут».
Но стоило вспомнить о своей утрате, как ей снова неудержимо хотелось плакать. Без привычной тяжести голова казалась пугающе невесомой. Зеркало отражало страшилище с криво обрезанными, торчащими в разные стороны вихрами. Да еще едва поджившая губа и под глазом наливается синяк — ну чисто мальчишка-сорванец.
Давя всхлипы, Мия скатала футон. Собрала обрезанные пряди. Может, получится сделать из них парик? Не ходить же ей в таком смешном и жалком виде.
Она оделась и вышла, плохо представляя, к кому обратиться со своей бедой. И почти сразу же наткнулась на госпожу Оикаву.
— Ми-я? — Рот у наставницы округлился, а лицо вытянулось. — О боги! Что с тобой случилось, девочка?!
Диковатый вид Мии привлек и других наставниц, а вслед за ними учениц. Мия переминалась с ноги на ногу под их любопытными взглядами и старалась рассказать все поскорее. Она уже не хотела, чтобы наказали Кумико. Лишь бы все это прекратилось и ее оставили в покое!
— Что здесь происходит? — Резкий мужской голос заставил ее вздрогнуть. Она вскинула голову и увидела, как лицо директора каменеет в маске ярости.
— Кто это сделал? — Голос Такухати звучал очень спокойно, но стоявшие рядом ученицы вздрогнули и попятились. Мие и самой захотелось забиться куда-нибудь в темный угол, лишь бы не видеть, как колкий синий лед в его глазах наливается опасным магическим сиянием.
Госпожа Оикава побледнела. Кумико была ее любимицей.
— Я не знаю, что на нее нашло, господин Такухати. Кумико — хорошая девочка. Послушная, вежливая. И за ней никогда раньше не замечали подобного…
— Конечно, — тяжело сказал директор. — Найти мне эту хорошую и послушную. Быстро!
Он подошел и встал рядом с Мией. Потянул за подбородок вверх, заставляя смотреть ему в глаза. Кончиками пальцев огладил щеку, и Мия почувствовала, как пульсирующая боль под глазом затухает. Пальцы Такухати переместились на ее нижнюю губу. Прикосновения были аккуратными, но не нежными, скорее деловыми. Так мог бы действовать медик, перевязывая рану.
В первый миг его злость испугала Мию, но сейчас страх отступил. Она почувствовала, что эта ярость предназначалась не ей.
— Вот к чему приводит молчание, лучшая ученица, — прошептал он, почти не разжимая губ. И тут же, повысив голос, обернулся к наставницам: — Ну? Где она?!
— Она заперлась в купальне, — тихо сказала одна из младших девочек.
Такухати нехорошо улыбнулся:
— Заперлась? Сейчас достанем.
Он быстрыми шагами пересек двор. Несмотря на трепет, который внушал директор в своем нынешнем состоянии, за ним потянулась толпа учениц и наставниц.
Мию слегка мутило от волнения и излишнего внимания окружающих. Младшие ученицы пялились на нее так, словно у Мии выросли рога или что похуже. Смотрели и перешептывались. Но сбежать сейчас было бы трусостью.
